Она вела себя по отношению к нему нарочито вызывающе, и Ник недоумевал, чего она этим, собственно, добивается. Морган Дэвис не похож на тех парней, что роились вокруг нее, и Ник уже почувствовал ее увлеченность человеком, не клюнувшим на ее чертовски обворожительную улыбку.
Но вот рейнджер, не обращая на нее внимания, извлек из седельной сумки вяленое мясо и принялся за еду, не произнеся ни слова. Он налил себе чашку кофе, затем еще две и осторожно протянул одну из них Нику, взявшему ее обеими руками, а другую Лори. Затем он поднялся, подошел к дереву и, прислонившись к нему, стал молча наблюдать за ними, как делал это с первой минуты, когда увидел Ника.
Слежка и ожидание. Ник понимал это. Он уже многое понял в человеке, решившем непременно доставить его назад, туда, где его повесят. С первой минуты, как он повстречал рейнджера, между ними промелькнула странная искра узнавания. Дело не ограничивалось их внешним сходством — тут было внутреннее родство, ощущение, что они встречались раньше, хотя он хорошо знал, что этого не было. Нику некогда было думать о столь отвлеченных материях; его забота о Лори и собственный обостренный инстинкт самосохранения отодвинули их прочь, но теперь, видя, как следит за ним Дэвис, он вдруг понял, что знает, о чем именно думает рейнджер.
Ник был уверен, что Дэвис относится к людям, никогда не сворачивающим с выбранного пути, ни перед чем не склоняющимся и не позволяющим эмоциям взять над собой верх. Ник, в свою очередь, давно научился быть гибким. У его отца не было моральных правил — доктор Джонатан не делил мир на черное и белое. Он наслаждался каждой минутой, веря, что Господь — или судьба — не оставит его без хлеба насущного и завтра. Он был мошенником, обычным и неприхотливым, с присущим мошенникам оптимизмом. Во многом он напоминал никогда не стареющего ребенка, не перестающего восхищаться путешествиями, людьми и новыми впечатлениями.
Быть его воспитанником означало то же самое, что быть учеником в школе приключений. Ника очень любили не только Джонатан и Флер, но и всяческий сброд — артисты, бродячие торговцы, бродяги и одиночки, прибившиеся к шоу на день, неделю, месяц или же на многие годы, как Дэниэл Уэбстер. Ник взрослел, продолжая потешать людей, участвовал в мелких надувательствах и, под стать отцу, не видел ничего дурного в том, чтобы привнести в жизнь людей немного азарта, которого было так мало в привычном существовании. Если же при этом имели место полуправда, маленький трюк в карточной игре или мошенническая проделка с деньгами, когда их не хватало, — Джонатан оправдывал их как развлечение для тех, кто мог себе это позволить. Он никогда не надул бедняка и часто давал деньги нуждающимся, даже когда собственная семья испытывала лишения.
Таков был его отец, и Ник любил его, хотя, взрослея, он хотел большего покоя и безопасности для своих близких. Джонатану теперь за шестьдесят, а матери Ника пятьдесят, и Ник гадал, долго ли они еще смогут вести излюбленную Джонатаном бродячую жизнь. К тому же у него была Лори, никогда не испытавшая настоящей жизни, и Энди, необузданный, как техасский лонгхорн .
Каждый из них питал к остальным безмерную любовь и фанатичную преданность, но Ник знал, что Лори нуждается в большем. Ей двадцать два, и она больше разбирается в покере, чем в ухажерах. У нее были почитатели. Боже, сколько их было! Но Брэдены никогда не задерживались на месте достаточно долго, чтобы можно было серьезно увлечься, да и Лори содрогалась при мысли об участи фермерской жены. Она привыкла к свободе в выборе платьев и поступков; к этому ее всегда подталкивал Джонатан, а Флер полагала, что дочь ее благословила своим светом луна и потому она такая хорошенькая, умная и способная добиться всего, чего захочет.
Ник допивал остатки кофе, когда Морган Дэвис покинул свой наблюдательный пост, приблизился к костру и быстро забросал пламя пылью.
— У вас есть несколько минут на умывание, пока я седлаю лошадей, — произнес он, обращаясь к Нику.
Ник поднялся, испытывая чувство благодарности за возможность краткого уединения, хотя и знал, что риск у рейнджера невелик. Ник едва мог передвигаться с ножными оковами и вряд ли способен был побежать или влезть на лошадь. Лори тоже встала.
— Вы останетесь здесь, — сказал рейнджер, — пока не возвратится ваш брат.
— Я вам не арестант, — возразила она.
Дэвис уже уложил одеяло на одну из лошадей и собирался поднять на нее седло. Нарочито неторопливо он снова опустил его, пристально глядя на Лори, и Ник смотрел на разворачивающуюся перед ним битву с растущим беспокойством. У нее нет ни одного шанса против парней типа Моргана Дэвиса — ни единого.
— Да, — мягко сказал Морган. — Пока еще. — Он быстро взглянул на Ника:
— Но он — арестант, и вы лишь усложняете положение. Он не пойдет, если вы не побудете здесь.
Видя, что лицо Лори становится сердито-покорным, Ник понял, что согласен с рейнджером в одном — в том, что необходимо оставить Лори в Ларами. Чтобы отвезти его в Техас, Моргану понадобится не менее пяти недель, а кто выдержит пять недель без единой ошибки? Это все, что нужно Нику: одна маленькая ошибка. И что потом? Ник не может оставить его в живых, иначе Дэвис будет гоняться за ним до самой смерти, такой уж он человек.
Ник знал, что он не убийца. Он убил однажды, спасая своего брата. Интересно, сможет ли он убить, спасая себя?
Он не был уверен.
В любом случае он не хотел впутывать в это Лори.
Глаза его встретили взгляд Моргана, и между ними возникло странное взаимопонимание. Дэвис нахмурился, лицо его помрачнело, он отвернулся и снова принялся седлать лошадь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137