Он посмотрел на хрупкую блондинку, и в груди шевельнулась жалость. Она ничего не знала об этом мире и все еще оставалась ребенком. В ней не было гнева, она была лишь замкнутой и робкой. В течение последних шести-семи лет ей давали приют монастыри аббатства. Послушница вела уединенный образ жизни, знала только мона­хинь, верила, что в темноте скрываются плохие люди, готовые схватить ее и увезти из убежища. Дни ее заполняли прогулки по лабиринтам длинных коридоров и прохладных залов мона­стырей. Аббатство было тихим, как могила. За длинными столами что-то писали люди в рясах, и кроме шелеста сутан, скрипа гусиных перьев и шепота молившихся, никакие другие звуки не нарушали покой.
Он приближался.
Гвендолен еще сильнее вцепилась в руку возницы. Высокий светловолосый монах уже стоял перед ними, и его необычные золотистые глаза не отрывались от девушки. Она тут же опустила ресницы.
– Вам не нужен сопровождающий? – спро­сил незнакомец у Торолфа.
– Мы прекрасно обходимся сами, добрый монах.
Торолф почувствовал, что пальцы Гвендолен разжались, как только золотистые глаза скольз­нули по ее руке и заметили взволнованное со­стояние девушки.
– Тогда можно спросить, почему монахиня едет в глубине повозки, будто прячется от кого-то?
Он взглянул в прекрасные глаза Гвендолен и не смог продолжать. Тайриан почувствовал, что растворяется в их чистой прозрачной голубизне.
Торолф взял руку Гвендолен в свою, пожал и случайно опустил на рукав монаха. Девушка отскочила назад, будто ее укусила бешеная соба­ка. Тайриан услышал, что она пискнула, словно котенок. Нахмурившись, он отвел возницу в сто­рону. Торолф не спускал глаз с хрупкой женс­кой фигурки.
– Я знаю тебя, – сказал Тайриан.
– Неужели? – Торолф казался обеспокоенным. «У каждого человека есть своя тайна», – по­думал Тайриан.
– Ты не тот ли человек, который… – взгляд монаха скользнул по лошадям, впряженным в повозку, – недавно ездил в Лондон?
Торолф посмотрел на своих больших силь­ных лошадей. Неужели монах знает, как он приобрел одну из них?
Торолф проворчал:
– Что ты пытаешься выяснить, добрый мо­нах? Ты знаешь о моих лошадях, то есть об од­ной. Откуда?
– Ну, друг мой, упряжь на ней новая, не­давно купленная в Лондоне, так что, полагаю, лошадь – тоже недавно сделанная покупка? – Тайриан сверлил взглядом возницу. – Нет? Лошадь приобретена не совсем законным пу­тем? Аи, аи, аи!
Тайриан потирал подбородок, обдумывая положение.
– Какие неприятности у маленькой монахи­ни? – неожиданно спросил он.
– Неприятности? – пробурчал Торолф. – Кто упоминал о неприятностях, добрый монах?
– Да вы оба. Это написано на твоем лице и на личике красивой монахини.
– Она не монахиня. Гвендолен еще не при­няла постриг. Она послушница.
– Гвендолен, да?
– Что ты хочешь, монах? – прорычал То­ролф, готовый защищать Гвендолен ценой соб­ственной жизни.
– Почему она не говорит?
– У нее нет голоса.
Тайриан посмотрел на девушку – она была испугана, как маленькая мышка. Но он знал, что на самом деле она робка и безжизненна: он увидел скрытый огонь в глазах небесной голу­бизны. В ней очень много жизни, хотя сама она еще не осознавала это.
– Кем ты можешь быть? – спросил Торолф. – Ты не похож ни на одного из монахов, которых мне приходилось встречать. Ты… работаешь на кого-то?
– Я не работаю ни на кого, э… кроме Бога, конечно.
– Конечно, – повторил Торолф. – Не могу понять почему, но ты вызываешь во мне чувство доверия и привязанности, добрый монах. По­едешь с нами?
– В качестве сопровождающего? – подмиг­нув, уточнил Тайриан.
– Почему бы и нет?
За поясом Торолф носил длинный нож, и он знал, как им пользоваться.
Той ночью было полнолуние. Гвендолен дро­жала под одеялами, глубже зарываясь в солому в повозке. Нельзя сказать, что она испытывала неудобства – она привыкла к жесткой постели. Единственное, к чему она не смогла приспосо­биться, – ночная прохлада. Девушка гадала, согреется ли ее тело когда-нибудь. Имеет ли этот постоянный ночной озноб какое-то отноше­ние к ее прошлому? Гвендолен ничего не помни­ла; порой ей казалось, что она никогда не была ребенком, а жизнь началась с подросткового возраста. Настоятельница Аманда говорила, что девушка захлопнула дверь в свое прошлое. Мо­жет, Гвендолен никогда не узнает, есть ли у нее родители, братья, сестры, дяди, тети. И пе­рестанет ли она когда-нибудь мучиться от ноч­ных кошмаров?
Гвендолен слышала, как Торолф и странный монах разговаривали у костра, даже не разгова­ривали, а шептались в ночи. Девушка решила, что они беседуют о ней, и с тревогой думала о причине подобного интереса. Кто тот человек? Что ему нужно? Почему он едет с ними? Она не могла задать эти вопросы вслух; правда, бла­годаря обучению настоятельницы Аманды мож­но было написать кое-какие предложения, но Торолф не умел читать.
Возница не объяснил причину присутствия чужого человека в их лагере. Он лишь похлопал Гвендолен по плечу и энергично закивал голо­вой, как бы успокаивая девушку, но она не по­няла точно, что он имел в виду.
Тайриан никак не мог уснуть. Смеживая ве­ки, он видел перед собой прозрачные голубые гла­за, блестевшие от невыплаканных слез. Сердце сжималось от неведомой до сих пор боли. Что с ним происходит? Может, он заболевает? Нет, сама мысль об этом смешна – он никогда не болел!
Некоторые вещи озадачили и заинтриговали его. Например, почему Торолф везет юную по­слушницу в Кирклейский скит, ведь он распо­ложен очень далеко отсюда. Возница не предло­жил никаких объяснений, сказал только, что должен отвезти туда Гвендолен, потому что по­лучил приказ от аббатисы в Уитби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99