Блузетт тяжко вздохнула и подняла глаза к потолку.
– Даже моя горничная не может ничего сделать правильно.
Кэтрин откинулась на подушки и ничего не ответила. Пеньюары дам пахли туберозой и апельсиновой водой. Голову Трембл украшал белый кружевной чепец, а молодые леди были причесаны по-домашнему, в свободной манере. Разглядывая две склоненные рядом головки – темную и светлую, – леди Паджет невольно залюбовалась девушками. Блу, яркая, живая брюнетка, и Сесил, хрупкая прелестная блондинка. Нужно очень внимательно всматриваться, чтобы заметить легкое сходство. Обеих девушек отличали высокие, четко очерченные скулы и полные, красиво очерченные губы. Но вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову, что юные леди являются сестрами.
– Тебе не терпится снова увидеть Эдварда? – спросила Блу, обращаясь к Сесил.
Кэтрин тяжело вздохнула. Ни на минуту нельзя ослабить бдительность.
– Ты не должна называть Эдвардом герцога Дьюбери. Это слишком фамильярно. Упоминая о нем, тебе следует говорить «его светлость».
– Даже сейчас, когда я в кругу семьи?
Кэтрин недовольно поморщилась.
– Ну конечно.
– Я всегда рада видеть Эдварда, – поспешила вмешаться Сесил, прежде чем успел разгореться спор. – И я так хочу, чтобы ты поскорее с ним познакомилась, дорогая Блу.
– Только не вздумай плеваться в его присутствии, – предостерегла леди Кэтрин.
– И не пускай ветры, дорогая, – добавила тетушка Трембл. Ее глаза блеснули от удовольствия, как бывало всякий раз, когда она отваживалась сделать какое-нибудь необычное заявление.
– Блузетт не сделает ничего такого, что поставило бы нас в неудобное положение, мама.
Кэтрин снова вздохнула. Блузетт и Сесил при всем своем внешнем несходстве привязались друг к другу и были неразлучны, как нитка с иголкой. Оставалось лишь надеяться, что Сесил сумеет оказать влияние на сестру, а не наоборот.
– Я… хотела спросить… могу я задать вопрос о том, что волнует нас с Сесил? – робко поинтересовалась Блу.
– Да, пожалуйста, – ответила Кэтрин, устраиваясь на подушках поудобнее. Возможно, было еще слишком рано себя поздравлять, но пока все шло просто прекрасно. Они беседовали вот уже целый час, а Блузетт не заработала ни единого замечания. Хотя леди Паджет никогда бы в этом не созналась, в глубине души она сочувствовала дочери. Мадам Трюффо жаловалась, что платья Блу стали слишком свободны в талии, так сильно она похудела.
– Ну… – Лицо Блу приняло серьезное выражение. Чувствовалось, что она с трудом подбирает слова. – Мы хотели узнать, не упоминали ли доктора насчет перепихона. Может ли Сесил этим заниматься?
– Перепихона? – Тетушка Трембл нахмурилась. – Я, кажется, не вполне понимаю. Видимо, это какая-то новая мода? Что такое перепихон? Кэтрин, я ведь говорила тебе, что если мы будем сидеть здесь все лето, мы пропустим все самое интересное. Теперь, когда Блу уже почти готова к тому, чтобы ее представили обществу, мы должны чаще бывать в свете.
– Перепихон – это то же самое, что… забыла, как это называется. А, вспомнила, перепихнуться – это все равно что… Ну, это то, чем занимаются муж и жена, чтобы зачать ребенка. – Лицо Сесил вспыхнуло.
– О Боже! Господи! – Трембл так яростно замахала веером, что кружева на ее чепце затрепетали, точно крылья бабочки. – О Боже! – Глаза ее закатились, голова безвольно поникла, и старушка обмякла в своем кресле. Блу наклонилась к ней.
– Ну вот, она снова упала в обморок. Почему она так часто это делает?
– В дни ее молодости считалось хорошим тоном обладать тонкой чувствительностью, – объяснила Сесил, направляя свое кресло поближе к Трембл, чтобы поднести к ее носу флакон с нюхательной солью. Но, уже достав флакон, девушка задумалась, стоит ли приводить тетю в чувство, раз им предстоит обсуждать столь щекотливую тему. – Бедняжка, – сочувственно произнесла Сесил. – Какая неприятность. Тетя терпеть не может пропускать все самое интересное.
Наконец Кэтрин пришла в себя настолько, что обрела способность говорить.
– Ты хочешь знать, может ли Сесил… сможет ли… – бессвязно залепетала она.
– Да, мы хотим знать, смогут ли Сесил и его светлость перепихнуться. И еще, сможет ли Сесил получить при этом удовольствие, или же вся радость достанется только его светлости. Мы хотели бы выяснить, в каком состоянии ее интимные места.
Кэтрин выронила из рук чашку, и темное пятно расползлось по покрывалу. Лицо леди Паджет стало багровым.
– Такие вещи не обсуждают! Никогда! Ни при каких обстоятельствах!
Впервые в жизни Кэтрин позавидовала способности Трембл падать в обморок при каждом удобном случае. Блу нахмурилась.
– Почему ни при каких обстоятельствах? Мы ведь обсуждаем еду и, помнится, даже говорили о том, как следует мочиться. Тетя Трембл, например, каждый день готова рассуждать о своем кишечнике. Она то и дело сомневается, не следует ли ей принять слабительное, и никто при этом не возражает. То, что волнует нас с Сесил – лишь еще одна сторона жизни. Почему же в ней следует видеть нечто особенное?
– Потому что! Вот и все!
Лицо Сесил стало красным, как солнце на закате.
– Если доктора упоминали об этом, мама, я умоляю тебя рассказать мне. – Будь это возможно, щеки Сесил стали бы еще краснее. – Эдвард ждет от меня наследника. Если я не могу иметь детей…
– Хватит! Я не желаю больше слышать ни слова об этом! – И она еще радовалась, что сумела придать цивилизованный облик этой дикарке. Какая наивность! Кэтрин прижала дрожащую руку ко лбу. – Вон! Оставьте меня, вы обе. Это будет стоить вам целых пяти отметок, – взвизгнула она. – Вам обеим!
– Но это несправедливо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120