Что ж, по крайней мере Перрин Уэйверли не будет ходить за ним по пятам и упрашивать не отправлять эту невесту домой.
Коуди был немного разочарован. Их встречи стали короткими и напряженными — после того разговора, который он называл «сухим законом». К его величайшему удивлению и огромному возмущению, ему не хватало тех нескольких минут, что они проводили вместе после того, как все дневные хлопоты заканчивались.
Он направился к своему потнику. Ну и адский выдался денек! Во-первых, он узнал в форте, что Джейк Куинтон продал фургон виски за два дня до этого. Во-вторых, ему пришлось продать оставшиеся бочки гораздо дешевле, чем хотелось бы. В-третьих, возникла еще одна проблема — с Августой Бойд. И, наконец, он не мог выбросить из головы светло-карие глаза Перрин Уэйверли и ее земляничные губы.
А это еще что такое? Нахмурившись, он стал пристально вглядываться в темноту.
Кто-то воспользовался его ножом, чтобы пришпилить пучок сухих веточек к его одеялам.
Даже не верилось, что кто-то посмел проткнуть ножом его постель. Он отнес одеяла к костру Копченого Джо и тщательно осмотрел их.
Что за сукин сын? Коуди приподнял голову и прислушался. Кто? Черт побери, кто это сделал? И зачем?
Глава 15
Из моего дневника.
Июнь 1852 года.
Августа получила то, что заслуживает. Каждый вечер ее фургон приезжает в лагерь спустя час после того, как все мы заканчиваем ужинать. Ее лицо покраснело от солнца и шелушится — будто змея меняет кожу. Джейн говорит, что у нее руки ободраны до крови от того, что она правит мулами целый день без передышки. Я довольна.
Я все еще сержусь, что Коуди не рассказал мне, что вместо мелассы мы везли виски. Он может хранить свои секреты от остальных, но от меня у него не должно быть секретов! Я защищала его перед другими! А он сделал из меня посмешище!
Я была так сердита, что взяла его нож, чтобы приколоть засохшие цветы туда, где он непременно их обнаружит. Прошла целая неделя, а он так и не извинился.
Я в такой ярости, что меня всю трясет. Он смотрит на эту шлюху так, как мне хотелось бы, чтобы он смотрел на меня. Я не могу видеть их вместе. В такие минуты у меня в желудке все переворачивается. Прошлой ночью меня вырвало за фургоном.
Чего он от меня хочет? Почему он мучает меня?
Я сделала все, что должна, чтобы открыть дорогу нашей любви, а это было непросто. Я любила Эллин, ему бы следовало знать об этом. Я отклонила два предложения выйти замуж, пока ждала его. Я приехала к нему, потому что он ко мне не приехал. Я присоединилась к этому каравану. Я терплю страшные неудобства ради него. С тех пор как началось это ужасное путешествие, я испытываю голод, жажду, крайнюю усталость и страх. Я терплю все это только ради него. И прощаю его снова и снова.
Когда же это все кончится? Когда он прекратит испытывать меня и заговорит? Чего еще он ждет от меня?
Мне так хотелось наказать его, что пришлось порезать себе руку пониже локтя. На мгновение я возненавидела его за то, что он заставил меня сделать это. Но эту шлюху я ненавижу еще больше!
Может, он хочет, чтобы я наказала и ее? Неужели это последнее испытание, которому он подвергнет меня, чтобы я доказала свою любовь?
Глава 16
Из дневника.
1 июля 1852 года.
Когда я пересматриваю свои наброски, вижу, что черты наших лиц заострились, а руки в мозолях. Солнце испортило наши лица, а ситцевые платья выгорели, волосы торчат неопрятными пучками. Лишения и тяготы отражаются в наших усталых глазах, в них также можно прочесть растущую уверенность, — мы многому научились. Странно, но многие из нас выглядят повзрослевшими.
Тия Ривз.
К северу от форта Ларами Перрин видела горный кряж, с обеих сторон обрамляющий дорогу. Во время подъема полуденное солнце жарило немилосердно, обжигая кожу лица и рук. Губы у всех потрескались и покрылись волдырями. Поломанные подковы калечили хромающих мулов, нескольких пристрелили и оставили у дороги, где не было ни деревца. Комары роились плотными облачками даже в дневные часы, а в темноте эти насекомые становились сущим наказанием.
Перрин сидела в струйке дыма, поднимающейся от бизоньих лепешек, тлевших в кострище, и кашляла. Копченый Джо настоятельно повторял, что комары ненавидят дым и избегают его. Хлопнув себя ладонью по шее и вздохнув, она решила, что Копченый ошибается.
Расчесав укусы и шишки на тыльной стороне рук, Перрин принялась разглядывать кекс. В тесто попало столько комаров и мошек, что кексы стали крапчатыми внутри. Комары плавали и в соусе к рису.
Хильда яростно замахала руками, пытаясь отогнать облако насекомых, роящихся над ее головой. Лицо ее было обожжено солнцем и распухло.
— Копченый Джо говорит, что если втирать слюну в укусы, они не будут так сильно чесаться.
— Слюна помогает, — согласилась Перрин. Она посмотрела на Хильду, и они разразились смехом. Три месяца назад ни одна из них даже и представить не могла, что будет есть пищу, в которой кишмя кишат насекомые, или что станет втирать слюну в кожу лица и рук.
— Как успехи Коры? — спросила Перрин, вставая, чтобы поменяться местами с Хильдой.
Хильда заняла место у дымка и тотчас же закашлялась и потерла кулаками глаза, размазывая по щекам сажу.
— Меньше двух недель прошло, но Кора — ученица прилежная. Вы попросили остальных поправлять ее речь?
— Конечно.
Перрин увидела, что к их костру приближается Коуди, и отложила в сторону свою тарелку с ужином. Непонятно почему, но она часто ощущала его присутствие еще до того, как видела его.
Алые тени протянулись по небу. Временами вспыхивали молнии. И все же было довольно темно, поэтому Перрин не сразу разглядела лицо Коуди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117