Направляясь к своему фургону, Перрин заметила, что Коуди все еще смотрит на нее. Его пристальное внимание беспокоило ее, но в то же время доставляло какое-то странное удовлетворение.
Сердце ее затрепетало. Ее постоянно влекло к грубоватым мужчинам; возможно, привлекало их упрямство — они не позволяли манипулировать собой, а может, привлекала их самоуверенность, их пренебрежительное отношение ко всяким условностям.
Перрин поспешила забраться в фургон, откуда уже не могла его видеть.
Несколько обозов собралось у форта Керни. Люди отдыхали после тяжелой переправы, сушили провизию, намокшую от дождя и речной воды; многие толпились в гарнизонных лавках, чтобы пополнить свои запасы. После трех недель пути все переселенцы поняли, что переоценили значимость одного и серьезно недооценили необходимость другого. Лавочники давали путешественникам понять, что следующая возможность закупить припасы появится у них не раньше чем через пять недель, и, бессовестно взвинчивая цены, имели очень неплохой доход.
Безысходность словно клещами сжимала сердце Августы, слезы отчаяния комом стояли в горле. Все шло из рук вон плохо. И деготь плохо держался на днище фургона, и речная вода просочилась в телегу, намочив ее лучшее постельное белье. Более того, двадцать фунтов сахара, весь ее запас, вывалился из гуттаперчевого мешка, в котором, как предполагалось, он должен был хорошо сохраниться. Сахар растворился в воде. Двадцатифунтового мешка хватило бы на все путешествие, а теперь у нее ничего не осталось.
И еще одно несчастье… Кора слишком сильно натянула вожжи, и это стало причиной их остановки на песчаной отмели посреди реки Платт. Погонщики въехали в реку, чтобы помочь им, но ничего не смогли поделать с мулом, который — глупое животное — завяз в зыбучих песках. Пришлось освободить мула от упряжки и беспомощно наблюдать, как несчастное животное уходит подводу.
Потом, как будто неприятностей было недостаточно, с неба как из ведра полил дождь вперемежку со снегом. Они промокли до нитки, прежде чем завершили переправу. Кора попыталась приготовить ужин под проливным дождем, что оказалось совершенно невыполнимой задачей. Они легли спать голодными, и всю ночь на них падали капли дождя, сочившиеся сквозь палатку.
И наконец последнее разочарование: после стольких дней ожидания форт Керни оказался не чем иным, как унылым нагромождением бревенчатых лачуг, выстроенных вокруг площади, которая представляла собой море вязкой грязи, лошадиного помета и жевательного табака.
Августа ступила на дощатый тротуар, проложенный перед лавками, и посмотрела вниз, на отвратительную грязь, прилипшую к ее туфлям. Кисточки были испорчены, подол платья намок. Она судорожно сглотнула и заморгала, на глаза ее навернулись слезы. Нет, она не заплачет, она не будет плакать!
— Ну, мы заходим в лавку или нет?! — в сердцах воскликнула Кора. Дождь нанес значительный урон ее шляпке — поля осели и закрывали глаза.
При других обстоятельствах Августа бы рассмеялась, глядя на Кору. Но сейчас ей было не до смеха.
— Я еще не решила, стоит ли что-то покупать, — сказала она, с трудом отрывая взгляд от тех соблазнительных вещей, что были разложены на витрине. Солдаты и путешественники толпились неподалеку от лавки, чуть ли не по колено в грязи. Фургоны, груженные провизией, выезжали с площади, а пустые фургоны занимали их место.
Кора наклонилась, чтобы рассмотреть товары, выставленные в витрине. Потом развела руками.
— Мы не можем ехать всю дорогу до Орегона без сахара, — заявила она. — Возможно, вы считаете, что сможете подсластить кофе, просто опустив туда свой палец, но, поверьте мне, ничего у вас не выйдет. И еще нам нужно купить мула. Вместо того, что мы потеряли.
— А чья в этом вина? — огрызнулась Августа, отступая, чтобы дать пройти мужчине и женщине, выходящим из лавки. Прежде чем дверь закрылась, она мельком увидела очень соблазнительные на вид рулоны бинтов и всевозможные медицинские принадлежности, а также какие-то загадочные бочки и разные вещицы из кожи.
Кора уставилась на нее:
— Если вы хоть раз возьмете в руки вожжи, то, может, поймете, что не так уж просто управлять упряжкой мулов! Особенно когда фургон почти что плывет по воде, а вокруг тебя с ревом проносятся волны!
Августа вздернула подбородок:
— Некоторые управляются всего с шестью мулами, поэтому мы прекрасно обойдемся с семью.
— Хорошо, но сахар-то нам нужен. — Кора вошла в лавку и захлопнула за собой дверь.
Сжав зубы, Августа схватилась за ридикюльчик, свисающий с руки. Она отчаянно желала, чтобы он потолстел под ее пальцами. Сахар, как она узнала, продавался по жуткой цене — двадцать центов за фунт. Чтобы возместить то, что унесла река, следовало выложить четыре доллара. А чтобы купить свежих яиц, при одной мысли о которых у нее потекли слюнки, нужно было заплатить пятнадцать центов за дюжину.
Кусая губы, пытаясь унять слезы гнева и жалости к себе, она медленно прохаживалась по грязному деревянному настилу, снова и снова производя в уме подсчеты.
В ее голубых глазах застыл ужас. У нее всего тридцать пять долларов, которые нужно растянуть на пять месяцев пути.
— Ох! — Мем схватилась за руку Августы; они столкнулись у входа в лавку. Августа не извинилась, и это пришлось сделать Мем, которая холодно проговорила: — Прошу прощения. Я не заметила вас.
Августа приняла извинение, рассеянно кивнув головой. Потом повернулась на голос, раздавшийся над ее шляпкой:
— Добрый день, леди.
Обе женщины задрали головы и увидели улыбающееся лицо Уэбба Коута. Он приподнял шляпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117