Владу захотелось сказать ему, что в его, Влада, силах сделать Ждана своим рабом. Что он уже – его раб. Что Владу достаточно спрятаться на неделю, нет, всего на несколько дней… чтобы Ждан приполз к нему на пузе, со слезами вымаливая один взгляд, одно слово. Он уже открыл рот, чтобы все это сказать, – но вспомнил о Димке и заткнулся.
Ждан, чье душевное равновесие наконец-то восстановилось, выпустил его плечи. Во всяком случае, бить ни с того ни с сего человека, который не оказывает сопротивления, бить одноклассника, бить Влада он не был пока готов.
Пока.
Ждан смотрел на Влада, по-прежнему стоящего у стены. И, кажется, пытался вспомнить, что здесь происходило три минуты назад.
Потом вдруг съежился, сразу напомнив прежнего Ждана, «вонючку» и парию. И торопливо вышел.
Бесшумно сочилась вода из неисправного крана.
Влад умывался долго и тщательно. Как будто холодная вода чем-то могла ему помочь.
Накануне дня, когда Димка должен был явиться наконец в школу, Влад нанес бывшему другу визит. Димкина мать пустила его в дом с большой неохотой.
Димка стоял посреди своей маленькой комнаты, всюду – на полу, на диване, на столе – разбросаны были тетради и учебники, у Димкиных ног стоял раскрытый кожаный портфель – пустой. Влад долго смотрел на портфель; такая вещь давно была его мечтой. Красиво, вместительно, для каждой вещи есть свое отделение…
Димка стоял, не говоря ни слова. Смотрел сурово;
Прежде он всегда радовался Владу, хоть уголками губ, хоть взглядом – но радовался. Теперь на Влада смотрел незнакомый, сильно подросший, очень коротко стриженный, очень исхудавший парень.
Владу вспомнилась мама, какой она была, когда отперла ему, бродяге, дверь. В новом Димке что-то было… цвет кожи? Бумажно-белый, а ведь когда они виделись в последний раз… кажется, триста лет прошло… Димка был загорелый, как жаренная в масле картошка…
Влад снова перевел взгляд на пустой портфель. Собрался с духом:
– Я должен тебе кое-что сказать…
Димка вздохнул.
Влад шагал по комнате, перешагивая через учебники, бумаги и папки, спотыкаясь, давя канцелярские принадлежности уязвимыми, в одних носках, пятками. Влад жестикулировал; сбивался, задумывался, через каждое слово вставлял: я не вру, ты только поверь, это правда, ты пойми, это правда…
Димка слушал, сидя на краю дивана.
– Уезжай, – говорил Влад. – Я бы и сам куда-то уехал… Но мама! Она же без меня не может. А как я ей объясню?! Она же не поверит! Уезжай, Димка, я твоим родителям… прости, глупость это была, они все равно не поняли… не поверили… Ты поверь, это правда… Ты вспомни, как все было… Нам нельзя! Нам вместе – нельзя! Мы же не будем всю жизнь в одном классе учиться?!
Он путался – слова, давно отточенные и отрепетированные, будучи произнесены вслух, оказались абсолютным бредом. Димка слушал – печальный, незнакомый юноша; в глазах его не было доверия. Удивление – было. И еще что-то, подозрительно похожее на брезгливость. А может быть, Владу показалось?
Он оборвал себя на полуслове:
– Все. Не веришь – твое дело. Ты только вспомни все, что было… Я пошел.
Его уход напоминал бегство. Шнурки, например, пришлось завязывать уже на улице – лишь бы не провести лишние тридцать секунд в полутемной прихожей враждебного, недоумевающего дома.
Глава 4.
Мама
Через полгода он вспоминал этот свой демарш со снисходительной улыбкой. Все события этого неприятного лета казались далекими, не вполне правдоподобными; сны о грибнице не повторялись давным-давно.
Все уладилось само собой. Все устроилось как нельзя лучше. Его любили все, и одноклассники и учителя, он по-прежнему водился с Димкой, а Ждан крутился вокруг, подлизываясь и не упуская случая назвать Влада другом.
Мама сделалась спокойна и даже, наверное, счастлива. Чувствовала себя хорошо, получила повышение по службе, по утрам занималась гимнастикой и каждый вечер играла с Владом в шахматы.
Расследование о происшествии в лагере зашло в тупик. Никого так и не наказали – если не считать порушенных репутаций и погубленного здоровья. Географичка, бывшая в лагере директрисой, без почестей ушла на пенсию; на ее место прислали новенькую, молодую, хорошую собой и невероятно стервозную особу.
Новая географичка начала с введения собственных порядков. Какие-то топографические диктанты, контрольные и тесты следовали один за другим: за две недели Влад получил две тройки и двойку, а вместе с ними – удар по самолюбию.
У географички был вздернутый носик, короткие черные кудри, гладкие румяные щеки и очень яркий, красиво очерченный рот. Следующие две недели Влад буквально не давал ей проходу.
Он попадался ей в коридоре – будто невзначай. Он заводил разговоры на уроках; он раздобыл какие-то географические журналы и таскал их в школу, чтобы спросить ее мнения по каким-то совершенно пустяковым, но экзотичным и заковыристым вопросам. Она сперва милостиво внимала, потом начала раздражаться, потом стала отмахиваться от Влада, как от мухи, и не замечать на уроках его поднятую руку. Он продолжал осаждать ее, нимало не смущаясь. Ему все равно было, что она о нем подумает. Важен результат.
Наконец, примелькавшись географичке, надоев ей, чуть не навязнув в зубах – Влад перестал ходить на ее уроки.
Он выучил ее расписание и прекрасно знал школьные коридоры. Приходилось быть начеку, потому что через неделю чернокудрая дамочка уже вовсю пренебрегала обычными маршрутами: ее видели то на первом этаже у малышей, то в спортзале, то в столярной мастерской. Казалось, она просто гуляет по школе; никому и в голову не могло прийти, что географичка бродит, подобно неупокоенному духу, в поисках одного прогульщика, в поисках надоедливого Влада Палия.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17