Когда он вошел в нее, на Кэрли обрушился дождь из звезд. Она заплакала от счастья и наслаждения.
— Рамон!
— Si… я здесь… в тебе.
Дав ей погрузиться в блаженство, он вошел в Кэрли снова… быстрее, глубже. Ее захлестнуло ликование. Рамон напрягся, приближаясь к экстазу, и выплеснул семя в ее лоно. Кэрли еще крепче обхватила руками шею Рамона и положила голову ему на плечо. Слезы брызнули из ее глаз, покатились по щекам.
— Рамон! — прошептала она. — Я так тебя люблю!
Он застыл и, казалось, перестал дышать. Отпустив Кэрли, Рамон посмотрел на ее мокрые щеки, потом его взгляд устремился вдаль. Постояв неподвижно, он начал расстегивать свою рубашку.
Кэрли смотрела, как он раздевается. Вот он нагнулся, стянул брюки и сапоги. Ее охватило неистовое желание протянуть руку и прикоснуться к нему, но тут он привлек к себе Кэрли и снял то немногое, что оставалось на ней.
Вынув шпильки из ее волос, Рамон погрузил в них пальцы, и они рассыпались по плечам. Он взял жену на руки, нежно поцеловал, шагнул к воде и погрузился в нее вместе с Кэрли. Не разжимая объятий, они поднялись на поверхность.
Потом он снова овладел ею.
— Я слышала о налете, — тихо сказала она через некоторое время. — Беспокоилась о тебе и других. Дядя ищет вас даже сейчас.
— Он никого не найдет, если только ты не расскажешь ему, кто я.
— Ты же знаешь, что я этого не сделаю.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя и других… что бы ты ни думал.
Рамон молчал и печально посмотрел на Кэрли. Этот взгляд проникал в душу. Наконец он приподнялся:
— Уже поздно. Мне пора уходить.
Ее горло сжал спазм. Она знала, что Рамон уйдет, и все же молила Бога…
— Ты хотел меня. Я думала… надеялась… вдруг это нечто большее.
Что-то вспыхнуло в его глазах.
— Я всегда хотел тебя, Кэрли. Всегда. Даже твое предательство не погасило бушующий во мне огонь.
Ее сердце разрывалось. Неужели Рамон никогда не поверит ей?
Сильный, грациозный, он встал и начал одеваться.
— Ты — моя слабость, Кэрли, — сказал Рамон. — Как я ни стараюсь, мне не удается забыть тебя. Даже воспоминания о том, как ты лежала с моим кузеном, не излечили меня.
В Кэрли вспыхнул гнев, заглушивший боль. С какой легкостью он обвинял ее!
— Ты думаешь, будто не похож на моего дядю, но это не так. Тебя переполняет та же ненависть, ты полон таких же предубеждений… Они ослепляют тебя, как и англичан, которых ты презираешь.
Он метнул на Кэрли суровый взгляд, но тут же снова занялся своей одеждой.
— Ты считаешь, что можешь прийти сюда и взять то, что хочешь, — продолжала она, — и вправе использовать и бросить меня. Ошибаешься, Рамон! Я не менее горда, чем ты… Если сейчас ты уйдешь от меня и не поверишь моим словам, я никогда не позволю тебе приблизиться ко мне!
Его лицо застыло от гнева.
— Ты — моя жена. И пока это так, принадлежишь мне. Я буду брать тебя когда захочу. Буду использовать тебя, как Хотел сделать мой кузен.
— Ты жестокий, безжалостный человек, Рамон! Я убеждаюсь в этом снова и снова, хотя не раз ты заставлял меня забыть об этом.
Он вставил ногу в стремя и легко вскочил на коня.
— Я получил сегодня удовольствие. Возможно, я приду за тобой и заберу тебя в Льяно-Мирада. Теперь, когда .Миранда уехала, мне нужна шлюха.
Ярость охватила ее.
— Только ступи на землю моего дяди, и, если он не убьет тебя, клянусь, я сделаю это сама!
Он криво усмехнулся:
— Пожалуй, я и так уже мертв.
Его лицо казалось высеченным из гранита, глаза потеряли былой огонь. Кэрли впервые поняла, что Рамон страдает так же сильно, как и она.
— Надеюсь, когда-нибудь тебе откроется правда, — тихо сказала девушка. — Но к сожалению, будет уже поздно.
Рамон напряженно посмотрел на нее, сдвинул на лоб свою черную шляпу, повернул коня и ускакал.
Когда он исчез, из глаз Кэрли хлынули слезы. Она ошиблась, надеясь, что пруд утешит ее. Боль вернулась с новой силой и терзала девушку. Проклиная свою глупость, Кэрли решила немедленно уехать отсюда и постараться забыть о своей мучительной любви к Рамону.
Она села на лошадь и направилась к дому, радуясь, что дяди нет и никто не заметит ее слез.
Глава 18
Рамон не вернулся в Льяно-Мирада, хотя предпочел бы поехать в лагерь, где реже думал о Кэрли. Но сразу после налета ему следовало отсидеться дома, чтобы не возбудить подозрений. Он безжалостно погонял жеребца по пути в Лас-Алмас, радуясь бешеной скачке, горячему солнцу и сильному ветру.
Рамон предпочитал не вспоминать, как, увидев Кэрли, потерял власть над собой. Желание прикоснуться к ней было сильнее его.
Но он убеждал себя, будто сделал это, чтобы наказать ее. И просто потому, что хотел ее. Он ее муж, с кем бы еще она ни переспала. Кэрли принадлежит ему, и он вправе делать с ней все, что хочет. Он измышлял в оправдание себе множество уверток, но ни одной из них не верил. Он сделал все это потому, что не мог поступить иначе.
Рамон ненавидел Кэрли за то, что она говорила, будто любит его, за то, что она по-прежнему возбуждала в нем желание, за то, что он все еще любил ее.
Он пригнулся к шее коня и галопом преодолел вершину холма, взметнув столб пыли. Грива и хвост прекрасного скакуна развевались по ветру. Наконец Рамон натянул поводья и взмыленный жеребец перешел на ровный шаг. Мысли о прошлом ни к чему не привели. Следовало подумать о других проблемах. Мать чувствовала себя плохо, он волновался за нее.
Тревожил его и мальчик.
Он вспомнил, как Два Орла заговорил с ним о Кэрли.
Рамон чистил в конюшне Рея дель Сол. Маленький Баджито спал на соломе возле коня.
— Дон Рамон?
— Si, muchacho, что такое?
— Мариано говорит, что сеньора больше не вернется.
Рука Рамона, сжимавшая щетку, замерла на шее коня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88