— Нет.
— Да, Катя, да. Я видел это в русской армии — приступы хандры, внезапные вспышки ярости. Водка больше не приносит тебе пользы.
— Польза, вред… это только слова, Илья. Бессмысленные звуки. Мир — это зло. Разве ты со мной не согласен?
— Но водка не превратит зло во благо.
— Да, просто сделает зло более терпимым.
Он сорвался с места так неожиданно, что Катя не заметила движение руки, выхватившей у нее бутылку. Обхватив Катю другой рукой, заставив ее судорожно втянуть воздух, Касатонов прижал ее к себе так яростно, что она ударилась лопатками о его твердую грудь.
— Забавно слушать, как Катя Павлова рассуждает о благе и зле, — процедил он.
Она напряглась, несколько секунд пыталась высвободиться из плена его рук, но все попытки оказались тщетными.
Как всегда.
— Я не питаю иллюзий, — бесстрастно объяснила Катя. — Это могут позволить себе только такие мужчины, как ты.
— Такие мужчины, как я? Какие?
— Жестокие. Ловкие. Сильные. Злобные.
Касатонов ухмыльнулся:
— В самый раз для проницательной плутовки, верно?
— Отдай водку!
— Еще чего!
Катя принялась отбиваться руками и ногами. Смеясь, Касатонов легко удерживал ее. Эта сексуальная территория была ему хорошо знакома: преследование, захват, ощущение собственной мужественности, усиленное ее беспомощной борьбой.
Внезапно Катя впилась зубами в твердую мышцу его руки.
А вот это было что-то новое. С тех пор как Касатонов овладел ею, Катя стала гораздо осторожнее. Касатонов считал, что больше она никогда не отважится кусать его.
Очевидно, ей требовался еще один урок.
Швырнув бутылку водки в ведро со льдом, Касатонов обхватил правой рукой Катину шею. Без труда заставив ее запрокинуть голову, он стиснул ее горло, словно клещами.
Только после этого он поднял левую руку и осмотрел ее. Кровь выступила из рваных ран, оставленных Катиными зубами.
— Сука! — прорычал Касатонов. — Смотри, что ты натворила!
Единственным ответом Кати стал задушенный стон. Она с трудом втягивала воздух горлом, придавленным железной рукой Касатонова.
Одной рукой Касатонов поднял Катю так, что носки ее туфель оказались на высоте нескольких дюймов над ковром. Ее руки и ноги безвольно повисли. Спустя минуту судорожные движения замедлились, затем прекратились. С губ сорвался странный звук. Глаза выкатились, тело обмякло.
Выждав еще несколько секунд, Касатонов, подхватив Катю за талию, ослабил железную хватку на горле.
Она хватала воздух широко открытым ртом.
— Ты пустила мне кровь, — сказал ей на ухо Касатонов. — Хочешь, я сделаю то же самое с тобой?
Катя не могла ответить, она судорожно дышала, возвращаясь к жизни.
Касатонов слегка сжал ее горло.
— Так пустить тебе кровь или нет? — вкрадчиво переспросил он.
Катя с трудом удерживалась на грани обморока. Как ни странно, ощущение было приятным. Она цеплялась за него, как за опьяняющую дымку, которая появлялась после определенного количества выпитых стаканов водки. Водка подводила ее к самому краю смертельной пропасти, но не убивала в ней сознание жизни и самообладание.
— Ты хоть представляешь себе, как медленно заживают человеческие укусы? — спросил Касатонов. Не в силах говорить, Катя помотала головой.
— Очень медленно, детка. А шрамы остаются навсегда. Помнишь шрамы, которые я оставил на тебе?
Катя содрогнулась.
— Так куда укусить тебя? — продолжал мучить ее Касатонов.
Он переместил захват, просунул ладонь под Катин халат и стиснул пальцы на ее груди в ласке, в которой сочетались боль и наслаждение.
— Сюда? — спросил он. — Хочешь, я укушу тебя вот сюда?
Катя застыла от прикосновения мозолистой ладони Касатонова. Звук, вырвавшийся из ее горла, не имел никакого отношения к необходимости дышать.
Касатонов не мог различить, какие из ее восклицаний вызваны наслаждением, какие — болью, а какие — их смесью. Вот почему Катя возбуждала его, как ни одна другая женщина.
С каждым разом она подталкивала их обоих все ближе к смертельному порогу.
Может быть, на этот раз, думал Касатонов, ощущая знобкий страх и неудержимую похоть. Может быть…
Он развернул Катю лицом к себе. От этого движения ее халат распахнулся. Касатонов поднял левую руку. Кровь сочилась из ранок, оставленных ее зубами.
Касатонов мазнул ранками по ее бледной щеке. Кровь растеклась, напоминая красное вино, пролитое в снег.
— … А может, укусить тебя в плечо? — продолжал допытываться Касатонов.
Он спустил халат Кати с плеча и ущипнул большим и указательным пальцем мышцу повыше ключицы.
Хотя Катя не издала ни звука, ее тело оцепенело от боли, и одновременно роковое вожделение пронзило живот.
Эта игра была ей не в новинку. Касатонов нередко причинял ей боль, иногда довольно сильную, но не оставлял следов.
— Или сюда? — вкрадчиво добавил он, просунув ладонь между бедрами Кати.
Она с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы, когда смесь боли, блаженства и сексуального предвкушения наэлектризовала ее тело так, как удавалось только водке.
— Нет, — передумал Касатонов, — там я тебя кусать не буду. Это тебе слишком нравится.
Он ослабил руку на плече Кати и задвигал ребром ладони между ее ног, словно пытался распилить ее. Ребро этой руки убийцы было грубым, сплошь покрытым мозолями.
Катя видела, как этой же рукой он разбивал кирпичи. Она знала, что еще легче Касатонов ломает хребты и шеи.
Она медленно отдалась этой руке-оружию, думая о том, скольким людям она принесла смерть. И такая же смерть когда-нибудь придет за ней, если она ошибется и сделает неверный шаг.
Мысль об этом вызывала невыносимое желание.
— О, моя желанная смерть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126