Нас нарисовали в один день.
— Что-то вы вовсе не выглядите такой счастливой, как полагалось бы в такую минуту.
— Так и было, — призналась Оливия, забывая, что это она хотела вызвать Митчела на откровенность, а не наоборот. — Я считала, что он… и его семья… немного занудны.
Митчел впервые открыто улыбнулся.
— А почему вы так считали? — допытывался он, словно забыв о присутствии Кэролайн.
— Теперь… теперь все кажется ужасно глупым, но один из его предков подписал Декларацию независимости, а другой был генералом во время Гражданской войны, и его семейка слишком много из себя строила… ну знаете, прямо так и пыжились от гордости и вечно хвастались своими заслугами.
— Возмутительное поведение, — с деланной серьезностью согласился он.
Оливия, в полном восторге от этой перепалки, решилась на большее:
— Вот именно. Можно подумать, они явились в Америку на «Мэйфлауэре»! Корабль, на котором прибыли в Америку первые поселенцы.


— Уверен, что они пытались, — пошутил Митчел, — но корабль был слишком маленьким, и им скорее всего не удалось достать билеты.
— Что же, вероятно, потому, — призналась Оливия, наклонившись поближе, — что на борту уже были мы!
Митчел рассмеялся, и Оливия, окончательно потеряв голову, выпалила свои затаенные мысли:
— Мужчины в роду Уайаттов, все до одного, красавцы, но в мое время мы назвали бы вас хрустальной мечтой, молодой человек.
Лицо Митчела окаменело в тот момент, когда она обмолвилась о его принадлежности к роду Уайаттов, но Оливия так отчаянно хотела набрать потерянные очки, что указала на единственную черту, которой не обладали его предки:
— Правда, у них карие глаза, зато у тебя — синие.
— Непонятно, как это произошло, — скучающе протянул он.
— Твоя ма…
Оливия было осеклась, но тут же передумала и решила, что он имеет право знать. Может, даже хочет знать.
— Я помню, что у твоей матери были прелестные синие глаза. Никогда не видела такого оттенка, как у нее, ни до, ни после.
Она ожидала расспросов, но вместо этого он сложил руки на груди и с ледяным нетерпением уставился на нее. Похоже, ему действительно все равно! Оливия поспешно отвела глаза и показала на маленький портрет, висевший как раз под изображением Джорджа Хиберта.
— Что ты думаешь о нем? — спросила она, стараясь привлечь внимание внучатого племянника к солидному джентльмену в крахмальной рубашке и галстуке в розовую, голубую и желтую полоску.
— Думаю, что у него омерзительно дурной вкус, по крайней мере в отношении галстуков, — резко ответил Митчел и отвернулся.
Оливия повернулась к Кэролайн, которая медленно покачала головой, словно подтверждая очевидное: тетка сделала одну ошибку, упомянув о матери, и вторую — пытаясь заставить Митчела признать родство с оригиналами портретов.
Поэтому Оливия молча наблюдала, как он переходит от одного портрета к другому: высокий, широкоплечий мужчина, как две капли воды похожий на своих предков. Гордость заставляла Митчела отрицать и сходство и наследие, но Оливия молча дивилась бесплодности его усилий. Его предки, все до одного, были такими же высокими, с такой же гордой осанкой, острым умом… и изменчивым темпераментом. В точности как у него.
Она вспомнила о язвительном замечании в адрес своего свекра, действительно имевшего несчастье выбирать на редкость безвкусные галстуки, посмотрела на профиль Митчела и слегка повеселела. От носков сверкающих черных итальянских мокасин до сшитого на заказ костюма цвета маренго, белоснежной сорочки и безупречной укладки густых темных волос Митчел, как все мужчины Уайаттов, был прекрасно ухоженным воплощением хорошего, но консервативного вкуса.
Однако она успела обнаружить три особенности, несомненно, отличавшие его от предков: сдержанное чувство юмора, вкрадчивое светское обаяние и неотразимая улыбка. Сочетание было поистине смертоносным, то есть убийственным, до того, что даже у старухи вроде нее немного закружилась голова. Мужчины в семье Уайаттов были властными и энергичными, но обычно почти не обладали чувством юмора, не говоря уже о каком-то обаянии. Если их стиль — Хамфри Богарт, то Митчел был Кэри Грантом, с квадратной челюстью и ледяными синими глазами.
— Это не займет много времени, — резко бросил Сесил, врываясь в кабинет.
Оливия едва заметно поморщилась, наблюдая, как брат идет к письменному столу. До чего же неприятно, что, хотя брат на два года старше, артрит не согнул его позвоночника.
— Садитесь, — велел он.
Митчел подошел к Оливии и выдвинул для нее кресло, а сам шагнул к углу стола, сунул руки в карманы и поднял брови.
— Я сказал, садись! — рявкнул Сесил.
Легкая саркастическая усмешка тронула губы Митчела. Оглядевшись, он остался на месте.
— Кого ты ищешь? — спросил Сесил.
— Вашу собаку.
Оливия внутренне сжалась, а Кэролайн затаила дыхание. Сесил долго, пристально смотрел на него с неприязнью и, кажется, с уважением.
— Как пожелаешь, — процедил он, переводя взгляд на Оливию и Кэролайн. — Я хотел, чтобы вы двое тоже присутствовали, поскольку чувствовал себя обязанным перед Митчелом сказать это при всех и потому что, как рассудила судьба, мы единственные взрослые, оставшиеся в этой семье.
Взгляд его снова остановился на Митчеле.
— Много лет назад гордость и гнев подтолкнули меня на величайшую несправедливость, и я намереваюсь признать это сейчас, перед твоей теткой и невесткой. Мой гнев не имел ничего общего с тобой и был направлен на твоего отца и женщину, ставшую твоей матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18