Зато родители гордятся дочерью, сумевшей присоединить очередной титул к фамильному имени.– Нет смысла жалеть о прошлом, – возразил Джордан, с трудом сдерживая нетерпение. – Что сделано, то сделано.– Но почему ты не попросил моей руки, перед тем как отправиться на эту дурацкую войну в Испанию? – задыхаясь, спросила она.– Потому что, – грубо отрезал Джордан, – не хотел на тебе жениться.Пять лет назад герцог предполагал когда-нибудь, в отдаленном будущем, посвататься к Элизабет, но и тогда желал обзавестись женой не больше, чем сейчас, и между ними ни о чем не было договорено, до того как он уехал в Испанию. Год спустя отец девушки, действительно готовый на все, чтобы добавить новый титул к генеалогическому древу, настоял на том, чтобы дочь вышла за Грейнджфилда. Получив письмо Элизабет с сообщением о свадьбе, Джордан почти не почувствовал тяжести потери. С другой стороны, он знал Элизабет, когда оба были еще подростками, и питал к ней определенную симпатию. Возможно, будь он рядом, ему удалось бы убедить девушку не слушаться" родителей и отказать старому Грейнджфилду… а возможно, и нет. Элизабет, как всем дамам ее круга, с детства твердили, что ее обязанность – выйти замуж, повинуясь желанию отца и матери.Но в любом случае Джордана в Англии в тот цемент не оказалось. Через два года после кончины отца и несмотря на отсутствие законных наследников, Джордан купил офицерский патент и отправился в Испанию сражаться против Наполеона. Сначала его отвага и мужество были результатом неудовлетворенности собственной жизнью, пренебрежения к опасности, но позже, по мере того как он мужал, ратное искусство, приобретенное в кровавых битвах, помогло ему сохранить жизнь и снискать репутацию блестящего стратега и непобедимого противника.Четыре года спустя он вышел в отставку и вернулся на родину, дабы принять на себя ответственность и обязанности, налагаемые титулом и происхождением. Теперешний Джордан Таунсенд разительно отличался от того молодого человека, давным-давно покинувшего страну. Когда он впервые после возвращения появился на балу, эти перемены были очевидны любому – по контрасту с бледными лицами и скучающе-вялой томностью остальных джентльменов кожа Джордана была почти черной от загара, плечи и руки налились силой, манеры стали резкими и властными, и, хотя знаменитое обаяние Хоторнов все еще проскальзывало в лениво-белозубой улыбке, герцога окружал ореол человека, постоянно бросавшего вызов опасности и наслаждавшегося этим. Именно эту особенность женщины находили непреодолимо и бесконечно волнующей, что лишь прибавляло Джордану привлекательности – список его побед продолжал расти.– Как вы могли забыть, что мы были предназначены друг для друга? – всхлипнула Элизабет, поднимая голову, и, прежде чем Джордан успел опомниться, встала на цыпочки и поцеловала его, тесно прильнув к нему податливым нежным телом. Но стальные пальцы безжалостно впились в ее плечи. Джордан бесцеремонно отодвинул женщину.– Не будьте дурой! – уничтожающе рявкнул он. – Мы считались друзьями, и только. Все случившееся в ту ночь было ошибкой. И теперь с этим покончено. Элизабет попыталась придвинуться ближе.– Я заставлю вас полюбить меня, Джордан, заставлю! Всего несколько лет назад вы почти меня любили! И хотели, когда мы…– Вернее, возжелал вашего соблазнительного тела, сокровище мое, – намеренно жестоко перебил ее Джордан, – только и всего. Большего мне не требовалось. Я вовсе не собирался ради вас прикончить вашего мужа на дуэли, так что забудьте все свои коварные замыслы. Поищите другого глупца, который с помощью пистолета добудет вашу свободу.Элизабет, побледнев, тщетно смаргивала слезы, но не осмелилась отрицать, что надеялась на гибель мужа от руки герцога.– Мне ни к чему свобода, Джордан, мне нужен ты, – пробормотала она сквозь рыдания. – Можешь считать меня только другом, но я любила тебя еще с отрочества.Признание вырвалось у нее с такой безнадежной, униженной простотой, что любой человек, кроме Джордана Таунсенда, понял бы правдивость ее слов, скорее всего был бы тронут… и даже испытал бы некоторую жалость к бедняжке. Но Джордан давным-давно превратился в неисправимого, бесчувственного, ожесточенного скептика во всем, что касалось женщин, и потому ответил на вырвавшиеся из глубины души слова только безразличным пожатием плеч.– Вытрите глаза, – велел он, протягивая ей белоснежный платок.
Десятки глаз, исподтишка наблюдавшие за их возвращением в бальную залу, отметили, что леди Грейнджфилд, выглядевшая крайне скованной и бледной, немедленно уехала. Герцог Хоторн, однако, казавшийся совершенно невозмутимым, тотчас подошел к прелестной балерине. И когда несколько мгновений спустя они закружились в вальсе, присутствующие не без зависти отметили, какой неотразимый магнетизм, какая искрящаяся энергия исходили от прекрасной, бесспорно обаятельной пары. Изящная грация гибкого, хрупкого тела Элиз Грандо идеально дополняла небрежную элегантность Джордана; рыжие волосы красиво контрастировали с темными. Они легко двигались в такт музыке и были великолепными, предназначенными самой природой друг для друга созданиями.– Впрочем, как всегда, – небрежно бросила мисс Билдрап своим приятелям, в зачарованном восхищении любуясь танцующими. – Хоторн каким-то образом дает почувствовать женщине, с которой приехал, что именно она, и никто другой, единственная на свете и создана только для него.– Да, но не женится же он на какой-то балерине, как бы превосходно они ни выглядели вдвоем, – заметила мисс Моррисон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22