знаешь ли ты, какую кару законы острова назначили за твое преступление?
– Да, – коротко ответил Харруш.
– Это кара огнем. Свяжите этого человека, – продолжал малаец, обращаясь к своим пиратам, – этой ночью вы будете готовить ему костер.
Харруш протянул руки навстречу веревкам.
– Теперь, – произнес Нунгал, повернувшись к Эстер, – обещаешь ли ты мне побыть немного неподвижной, спрятавшись под этим покрывалом, если я покажу тебе твоего мужа?
– Клянусь! – ответила Эстер.
– Хорошо! Пусть приведут ко мне Эусеба. Эусеба привели.
– Эусеб ван ден Беек, – произнес предводитель морских бродяг. – Я считаю, что достойный доктор Базилиус, ваш дядя и мой друг, удовлетворился совершенными вами ошибками и может рассматривать себя как законного наследника существования, которое вы поставили в зависимость от вечности ваших чувств. Я не буду более привередлив, чем он. В какой час вам будет угодно позволить мне вступить во владение тем, что положено мне по праву передачи, сделанной в мою пользу доктором Базилиусом?
– Когда захотите, – отвечал едва слышным голосом Эусеб.
– Ну-ну! Кое в чем капитан пиратов не отличается от негоцианта. Впрочем, я унаследовал принципы этого превосходного Базилиуса и не стану выходить из рамок коммерческих традиций, в каких заключено было ваше взаимное обязательство: я даю вам двенадцать часов, чтобы вы предоставили мне то, чего я вправе потребовать, а также избавились от последней трети вашего состояния в пользу Арроа.
Пираты собирались увести Харруша, но на звук его шагов Эстер подняла голову.
– Гебр, – произнесла она, понизив голос, – настало время выполнить последнее из полученных мною от тебя обещаний.
– Все будет сделано, как ты желаешь; я обещал тебе помочь спасти твоего мужа, и Ормузд свидетель: выполняя эту клятву, я рисковал больше чем жизнью; я обещал еще, что, если Нунгал окажется сильнее меня, ты получишь из моих рук средство, которое избавит тебя от страданий, слишком хорошо мне знакомых, чтобы не вызвать у меня сочувствия; да будет над тобой рука Бога, пусть он рассудит нас.
Продолжая говорить, Харруш, хотя его руки стягивали веревки, сумел поднести ко рту шнур, на котором висел у него на груди маленький мешочек из грубой ткани, перегрыз этот шнур зубами, и мешочек упал к ногам Эстер.
Схватив его, она разорвала ткань и поднесла к губам его содержимое – несколько красноватых зерен.
Почти мгновенно по ее лицу разлилась смертельная бледность, под глазами появились широкие темно-синие круги, глаза затуманились; казалось, силы покинули ее, тело отклонилось назад, и она упала на землю.
Взгляд Эстер был направлен в сторону мужа.
– Эусеб, Эусеб, – она умоляюще протянула к нему руки. – Я нарушу свою клятву, я откину покрывало. Эусеб! Это я, твоя Эстер!
Это зрелище вывело Эусеба из оцепенения, колени у него подогнулись, дрожащими руками он потянулся к молодой женщине.
– Эусеб, – вновь заговорила Эстер. – Я умираю; откажешь ли ты мне в последнем утешении проститься с тем, кого я так любила?
Эусеб стоял неподвижно, но две слезы выкатились у него из глаз и поползли по щекам.
Эстер увидела эти слезы, и лицо ее озарила улыбка.
– Бог тебя простит, – сказала она, – как и я прощаю тебя!
Затем ее рот приоткрылся в последнем вздохе, глаза застыли; больше она не шевелилась.
Тогда Эусеб яростно оттолкнул тех, кто хотел увести его; он бросился к безжизненному телу Эстер, обливал его слезами и осыпал поцелуями, пытался согреть уже ледяные руки молодой женщины и исступленно предавался своему горю.
Внезапно, словно ревниво желая скрыть от всех взглядов свою скорбь, он поднял тело жены на руки, пробежал сквозь плотные ряды пиратов, и исчез в зарослях со своей ношей.
Разбойники пытались преградить ему путь, но Нунгал произнес, вытянув руку:
– Дайте ему уйти. Где бы он ни был, отныне он принадлежит мне.

XXXI. Хитрость побеждает силу

С наступлением темноты, несмотря на суровые приказы, отданные Нунгалом, берег зазвенел от криков, засверкал тысячами огней. Но в его отсутствие ни один из главарей не пользовался достаточным влиянием, чтобы справиться со строптивостью разбойников, и в лагере царили суматоха и беспорядок.
Расставив на высотах нескольких часовых для наблюдения за равниной, так же как Нунгал устроил посты для наблюдения за морем, они сочли себя избавленными от необходимости соблюдать какие-либо предосторожности и предавались своим шумным развлечениям, искали опьянения в водке или опиуме.
Только пираты, составлявшие часть того отряда, каким Нунгал командовал обычно во время своих набегов, сохранили некоторую дисциплину.
Именно им была доверена охрана Харруша.
Тонкая веревка, крепко стянувшая запястья гебра, спускалась вдоль его тела и обвивала ступни, делая таким образом невозможным для пленника какое-либо движение.
Его уложили на небольшом возвышении, чтобы те, кому было поручено следить за ним, ни на минуту не теряли его из вида.
Вокруг песчаного холмика теснились многочисленные группы людей; веселье здесь было менее шумным, чем в остальной части лагеря; малайцы в этих группах были лучше одеты и лучше вооружены, чем их товарищи; одни из них молча жевали свой бетель, другие точили оружие, которым собирались воспользоваться на следующий день; десять-двенадцать разбойников сидели кружком около музыкантов, один из которых пел, а второй аккомпанировал ему на флейте; большинство же в несколько рядов, возвышаясь друг над другом, окружили рассказчика: они слушали одну из тех сказок, что так милы восточному воображению; но ни один из них не нарушил приказа Нунгала, считавшего своим долгом запретить своим людям употребление опиума и алкогольных напитков при серьезных обстоятельствах, в каких они находились сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117