Теперь Люсьен понял, почему в зале находилось столь мало рыцарей, – вассалы больше не служат де Готье, они состоят при ком-то другом. Прекрасно зная ответ, он все-таки задал вопрос:
– Кому теперь принадлежат земли, Винцент? Брат тяжело вздохнул.
– Байярду.
Байярд... Мускулы на теле Люсьена напряглись, а руки затряслись от сдерживаемого желания пустить их в ход. «Прими это, смирись и давай жить в мире», – так сказал этот ублюдок, зная, что Люсьена ждет в Фальстаффе.
Не сдержавшись, Люсьен набросился с кулаками на Винцента. Пол зала превратился в поле сражения. Смутно Люсьен слышал крик матери, но все же он не позволил Винценту воспользоваться кинжалом. Винцент как боец в подметки не годился старшему брату, он не сумел бы от него защититься, если бы даже захотел. Покорясь судьбе, он безропотно сносил страшные удары. У него уже был разбит нос, расквашены губы, огромные фиолетовые синяки украсили оба глаза, все тело гудело от ушибов.
Наконец, Люсьену пришло в голову, что это не драка, а самое настоящее избиение. «Почему брат не защищается? – удивился Люсьен. – Ну, по крайней мере, пусть вытянет руку и защищает свое красивое лицо». Внезапно он прекратил это бессмысленное избиение.
Тяжело дыша, подняв руки, костяшки пальцев на которых были сбиты в кровь, Люсьен сел на колени и посмотрел на поверженного брата.
– Ну давай, – с трудом проговорил Винцент, глядя на него сквозь начавшие уже отекать веки. – Покончи со мной, я ничего другого не заслуживаю.
– Оставить тебя жить – это самое худшее из всех наказаний, – проворчал Люсьен. Быстро поднявшись на ноги, он поправил свою одежду. Потом, махнув рукой, стащил с себя безнадежно испачканную кровью тунику.
Доротея и Эрве потеряли дар речи, увидев его исполосованную спину.
– Это, – де Готье провел пальцем по шраму на щеке, – и это, – он повернулся, демонстрируя спину Винценту, – то, что на твоей совести. Брат застонал от ужаса и стыда.
– Боже, Люсьен. Я же не знал.
– Не знал? – старший брат отвернулся от него.
– Я... я старался не думать об этом.
– Это случилось, Винцент, и груз этой вины ты будешь нести на своих плечах всю оставшуюся жизнь.
Вытирая тыльной стороной руки окровавленный рот, средний брат поднял голову.
– Ты оставил меня в живых после того, что я сделал?
– В тебе нет силы и стойкости де Готье, однако ты сын моей матери.
Винцент задрожал.
– Я также и сын нашего отца и твой брат.
– А вот это тебе еще надо доказать. Винцент с трудом сел.
– Как? – спросил он.
Старший де Готье оставил его вопрос без ответа.
– Что тебе обещал Байярд, если ты женишься на его дочери?
– Как ты узнал об этом?
– Что он обещал тебе, Винцент? Фальстафф?
– Нет, Люсьен. Фальстафф и окружающие его земли все еще... все это твоя собственность. Он предложил мир.
– Ничего больше? Никакого приданого? Не собирается ли он возвращать украденную собственность?
Винцент с трудом поднялся на ноги.
– Было достигнуто соглашение, что при рождении первого ребенка – моего и Мелиссы, он отдаст всю собственность де Готье обратно.
– А Дьюмор Пасс?
– Боже мой, Люсьен!– воскликнул Винцент. – Разве недостаточно того, что Байярд вернет земли? Разве недостаточно пролилось крови из-за этого клочка земли?
– Он наш, – разбушевался старший де Готье, отскочив от Винцента, потому что знал, что опять способен убить его.
– Я верну и земли, и Дьюмор, – твердо произнес Люсьен, переводя взгляд с расстроенного лица матери на вспыхнувшее надеждой лицо Эрве. – В бою или хитростью, но я верну их.
– Ты несешь ту же чепуху, что и отец, – огрызнулся Винцент. – Ты лучше прольешь кровь, чем достигнешь мира, женившись на дочери Байярда.
Люсьен круто повернулся.
– Да, брат, так поступают воины. Но ты ведь не знаешь об этом, не так ли?
Юноша отвел глаза, но затем снова взглянул на старшего брата.
– Зато я знаю, что такое жить в мире. А ты? К большому огорчению отца средний де Готье всегда лучше работал языком, чем руками или оружием, поэтому его слова больно ранили Люсьена, так больно, что он почувствовал, как внутри все похолодело. Не ответив, он отвернулся.
– Что мы собираемся делать?– спросил Эрве. Этот же вопрос задавал себе и старший брат.
В прошлом объявление войны, сражения и победа были единственным способом возвращения отнятого. Теперь же, при такой потере вассалов и рыцарей ведение войны очень затруднялось. Или нет?
Он провел рукой по спутанным волосам. Боже, если бы он привел с собой в замок Александру, как она об этом просила! Судя по реакции Байярда на возвращение дочери, она могла бы сыграть решающую роль в возвращении земель де Готье, роль заложницы, такую же, как Сабина – леди Катарина отвела ему. Но сейчас слишком поздно думать об этом.
– Я должен все продумать, – произнес Люсьен, внезапно почувствовав сильнейшую усталость.
Эрве положил руку ему на плечо.
– Я буду на твоей стороне, брат. Вместе мы восстановим славное имя де Готье.
Люсьен взглянул на несчастного, покинутого всеми Винцента.
– Разве у тебя нет мужества, брат?
Его нерешительность вызвала ухмылку у обоих братьев.
– Нет, думаю, что нет, – вынес приговор старший.
Опустив глаза, сжав челюсти, Винцент прошел мимо них и вышел из холла. Люсьен повернулся к матери.
– Мне нужна горячая ванна.
– Я прикажу, чтобы тебе доставили воду в Солнечную комнату, – сказала мать, поднимаясь.
– Солнечная комната, – повторил ее сын. Это было место, где спали его отец и мать, где они зачинали своих детей, где Доротея рожала их. Там же он и его братья собирались вокруг отца, рассказывавшего о трусливых Байярдах и бесстрашных де Готье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130