Мы же никогда по пустякам не ссорились, мы с тобой настолько близки, как могут быть близки отец и дочь. Ты всегда была самой почтительной из дочерей. Такую перемену в тебе я могу приписать только нездоровому влиянию этого человека.
– Мы с тобой по пустякам не ссорились только потому, что я всегда тебе уступала, – сказала Абигайль с мрачным спокойствием, которое поразило Рыжего больше, чем любые истерики. – Я всегда уступала тебе, потому что хотела видеть тебя счастливым.
– А теперь мое счастье тебе уже не интересно?
– Сожалею, если вы несчастливы, сэр, – ответила Абигайль, удивленная собственным равнодушием.
– Ты не ослушаешься меня. Возможно, ты и совершеннолетняя, но я все еще твой отец. Я знаю, что для тебя лучше. Когда у тебя найдется время подумать над этой сделкой, ты поймешь, что я прав. Ты еще поблагодаришь меня, что я удержал тебя от заключения столь неудачной сделки.
– Брак не торговая сделка, папа.
– Нет. Это игра на бирже! Ты стала бы рисковать всем своим будущим только потому, что на тебя обратил мимолетное внимание красивый мужчина? Я знаю этот сорт людей. Такой не успокоится, пока не влюбит в себя каждую из присутствующих в комнате девиц. Полагаю, ты думаешь, он любит тебя?
Абигайль вздохнула. Она не могла утверждать, что Кэри любит ее. Он никогда этого не говорил. Рыжий уловил в ее вздохе капитуляцию.
– Не расстраивайся, Абигайль, – с облегчением сказал он. – Ты не первая девушка, влюбившаяся в неудачного молодого человека, ручаюсь тебе. Но это скоро пройдет. Я куплю тебе самый красивый фаэтон, какой смогу найти. Ты научишься править. А также пару белоснежных рысаков или скакунов, не знаю, как теперь молодые люди называют лошадей. Ты станешь брать уроки, научишься ими управлять.
Без сомнения, ее многолетнее подчинение желаниям отца дали ему основание считать, что он всегда добьется ее согласия либо уговорами, либо дорогим подарком. Абигайль не могла его винить. Как не могла найти способа вырваться из пожизненной ловушки. Продолжать спор бесполезно, последуют обещания новых подарков, а результат будет все тот же. Рыжий не меняет свое мнение, а тем более не сделает этого под ее влиянием.
Ей оставалось только бежать.
Хотя Абигайль после необычного проявления характера, смутившего Рыжего, сдалась, он был огорчен ее разочарованием и собирался выложить любую сумму, чтобы сделать дочь счастливой.
– Раз уж ты вернулась в Лондон, у нас теперь есть чем заняться, – быстро сказал он. – Я могу свозить тебя в Воксхолл, где мы давно не были. А в конце сезона даже съездить за границу, если хочешь.
– За границу? – искренне удивилась Абигайль.
– Да. Война закончилась, почему бы и нет? Я думал о Флоренции, но если ты предпочитаешь Уилтшир, я не возражаю. И если на этот раз дела задержат меня в Лондоне, я найму тебе компаньонку, и ты сможешь поехать куда захочешь.
Представив себе миссис Спурджен посреди замка в долине Луары, требующую у метрдотеля английское божоле, Абигайль улыбнулась.
Рыжего так обрадовала слабая улыбка дочери, что его щедрость поднялась до невиданных высот.
– Я дам тебе на карманные расходы десять тысяч фунтов, – заявил он. – И мы никогда больше не вернемся к разговору об этом неудачном деле.
– Похоже, бессмысленно даже пытаться, – согласилась Абигайль.
– Знаешь, я начинаю думать, что все это время ты хотела бросить его, – вдруг сказал он. – Плутовка!
– Ты сказал, мы больше не вернемся к этому разговору, – ответила Абигайль, вставая из-за стола.
– Конечно, – удовлетворенно пробормотал Рыжий. – Беги к себе и надень свой костюм. Скоро я должен уезжать и, пожалуй, возьму тебя с собой в Карлтон-Хаус. Никто не станет возражать, если ты развлечешься в саду. Ты увидишь, как зажигают в саду факелы, мне говорили, это изумительное зрелище.
– Нет.
Хорошее настроение Рыжего сразу испортилось.
– Нет? – повторил он. – Думаю, глупостей было сказано достаточно, Абигайль. Ты сделаешь, как я говорю, и сделаешь это немедленно.
– Прости, забыла тебе сказать. Герцог Окленд пригласил меня вечером в театр. И попросил о чести проводить меня после спектакля в Карлтон-Хаус. По-моему, это очень любезно с его стороны.
– О, это меняет дело, – обрадовался Рыжий. – Почему ты не сказала мне раньше? Неудивительно, что ты бросила мистера Уэйборна, раз можешь поймать на удочку герцога.
– Значит, ты согласен?
– Конечно! Только я не заказал тебе билеты! – воскликнул отец.
– У герцога своя ложа, папа. Я – приглашена.
– Да, порой я забываю, что не единственный богатый человек на свете. Разумеется, ты должна пойти, Эбби, дорогая. Я еще, пожалуй, увижу тебя герцогиней.
– Это вряд ли, сэр.
– Дай время. Он же пригласил тебя в театр? Уже кое-что. Скоро ты познакомишься с его друзьями. Люди увидят тебя в его обществе и станут лучше к тебе относиться. Герцог наверняка знает в стране всех лордов. Я буду просто счастлив увидеть тебя маркизой или графиней. Только прошу, не чувствуй себя обязанной выходить за герцога, если поймешь, что он тебе не нравится.
Абигайль наконец сделала то, чего давно хотела: она бежала.
По крайней мере отец не заставил свою бледную, веснушчатую, рыжеволосую дочь надеть костюм египтянки. Римский наряд Абигайль состоял из белой туники, несшитые рукава которой были скреплены на плечах и локтях золотыми брошами в виде маленьких виноградных лоз и пурпурной бархатной паллы, богато украшенной золотой каймой. Предполагалось, что она будет искусно драпировать одно плечо, но тяжелый бархат постоянно соскальзывал, и Абигайль решила оставить ее в карете на время спектакля. Ей хотелось бы сделать то же самое с лайковыми золотыми сандалиями, которые зашнуровывались до икр и были ужасно неудобными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101