– Это же не пальма.– Разве? – поинтересовался он с самым невинным видом.– Это апельсиновое дерево.Колин вскинул брови:– Неужели?Пенелопа сердито нахмурилась. По крайней мере, попыталась. На Колина Бриджертона было трудно сердиться. Даже его мать однажды посетовала, что сделать ему выговор практически невозможно.Он покаянно улыбался, говорил что-нибудь забавное, и вся злость пропадала.– Ты пытаешься внушить мне чувство вины, – сказала Пенелопа.– Каждый может спутать пальму с апельсиновым деревом.Она едва удержалась, чтобы не закатить глаза.– Нуда, если не обращать внимания на апельсины.Он задумчиво пожевал нижнюю губу.– Хм, апельсины на пальме – это, пожалуй, чересчур.– Тебе не говорили, что ты ужасный лжец?Колин выпрямился, одернул жилет и вскинул подбородок.– Вообще-то я отличный лжец. Но в чем мне действительно нет равных, так это в умении принимать покаянный вид, будучи пойманным.Ну что можно сказать в ответ на подобное признание? Тем более что никто не мог выглядеть более милым, чем Колин Бриджертон, стоявший перед ней со сцепленными за спиной руками, уставившись в потолок и сложив губы в трубочку в невинном посвистывании.– Тебя в детстве когда-нибудь наказывали? – поинтересовалась Пенелопа, резко сменив тему.Колин выпрямился, изобразив подчеркнутое внимание.– Прошу прощения?– Тебя наказывали, когда ты был маленьким? – повторила она. – Тебя вообще когда-нибудь наказывали?С минуту Колин молча смотрел на нее, гадая, понимает ли она, о чем спрашивает. Наверное, нет.– Э-э… – сказал он, не зная, что еще сказать.Пенелопа испустила снисходительный вздох.– Видимо, нет.Будь он менее терпимым или будь рядом с ним кто-нибудь другой, а не Пенелопа Федерингтон – в которой, как он знал, не было ни крупицы злобы, – Колин мог бы обидеться. Но, будучи на редкость покладистым парнем и учитывая, что Пенелопа Федерингтон была верной подругой его сестры бог знает сколько лет, Колин, вместо того чтобы осадить ее ледяным взглядом (который, впрочем, ему никогда не удавался), улыбнулся и спросил:– И что с того?– Не подумай, что я критикую твоих родителей, – сказала она с выражением, одновременно простодушным и лукавым. – Или хочу сказать, что тебя избаловали в детстве.Он учтиво поклонился.– Просто, – она подалась к нему, словно собиралась открыть большой секрет, – я думаю, что при желании ты мог бы выйти сухим из воды, даже совершив убийство.Колин закашлялся – не потому что запершило в горле, скорее от изумления. Пенелопа не переставала поражать его. Она была такой забавной. Нет… удивительной. Так будет вернее. Немногие знали ее по-настоящему. Слишком застенчивая, чтобы поддерживать светскую беседу, она могла провести целый вечер на публике, отделываясь односложными репликами.Но, находясь в обществе людей, с которыми она чувствовала себя непринужденно – а Колин полагал, что принадлежит к их числу, – она демонстрировала тонкий юмор, доброжелательное лукавство и проницательный ум.Его не удивляло, что Пенелопа не привлекала серьезных искателей руки. Она не была красавицей, хотя при ближайшем рассмотрении оказалась более привлекательной, чем виделось ему прежде. В сиянии свечей ее темно-русые волосы отсвечивали красноватыми бликами. У нее были безупречная кожа и великолепный цвет лица – «персик со сливками», для достижения чего дамы щедро мазали свои лица кремами с содержанием мышьяка.Однако привлекательность Пенелопы была не из тех, что бросаются в глаза. Да и застенчивость, делавшая ее порой косноязычной, не способствовала успеху в обществе.О чем оставалось только сожалеть. Пенелопа могла бы стать для кого-нибудь хорошей женой.– Так ты считаешь, – протянул Колин после небольшой паузы, – что мне следовало бы податься в преступники?– Вовсе нет, – отозвалась она с лукавой улыбкой. – Просто ты способен убедить кого угодно в чем угодно. – И, внезапно посерьезнев, добавила: – Я завидую этому.Колин удивил самого себя, протянув ей руку и предложив:– Пенелопа Федерингтон, почему бы тебе не потанцевать со мной?Впрочем, Пенелопа тоже удивила его, рассмеявшись в ответ:– Очень мило с твоей стороны пригласить меня, но ты больше не обязан танцевать со мной.Почему-то Колин почувствовал себя задетым.– Что, к дьяволу, это значит?Она пожала плечами.– Я теперь официально причислена к старым девам. Так что больше незачем танцевать со мной только для того, чтобы я, не чувствовала себя покинутой.– Я вовсе не потому танцевал с тобой, – запротестовал Колин, хотя знал, что она точно угадала причину. Собственно, в половине случаев он вспоминал о том, что нужно пригласить Пенелопу, только получив от матери толчок в спину.Она одарила его жалостливым взглядом, вызвав у него вспышку раздражения. Он никак не ожидал, что его станет жалеть Пенелопа Федерингтон.– Если ты думаешь, – произнес он, горделиво выпрямившись, – что я позволю тебе уклониться от танца со мной, ты жестоко заблуждаешься.– Ты не обязан танцевать со мной только для того, чтобы доказать, будто тебе этого хочется, – сказала она.– Но мне этого действительно хочется, – чуть ли не прорычал Колин.– Ну хорошо, – сказала она после до смешного длинной паузы. – Боюсь, с моей стороны было бы неучтиво отказаться.– Неучтиво сомневаться в моих намерениях, – сказал он, взяв ее за руку, – но я готов простить тебя, если ты простишь саму себя.Пенелопа споткнулась, вызвав у него улыбку.– Постараюсь, – процедила она.– Отлично. – Колин вкрадчиво улыбнулся. – Мне было бы невыносимо думать, что ты терзаешься чувством вины.Зазвучала музыка, Пенелопа взяла его руку и присела, выполняя первую фигуру менуэта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15