дверь была полуоткрыта. Как молния, взбежала она на лестницу, пролетела по коридору и открыла дверь в молельню. Здесь она остановилась в нерешительности.
Если графиня увидит, она ее не пропустит и снова захочет заточить. Но нет! Теперь она не дастся в руки, а оглушит ее подсвечником и поднимет на ноги замок, потому что знает, где электрические звонки.
Задув свечу, она решительно откинула портьеру и остановилась в смущении. Что значат открытые окна, пустая постель и беспорядок в комнате?.. Да не все ли равно! Дорога свободна и надо пользоваться.
Она пробежала гостиную и другие комнаты графини и очутилась в широком коридоре, который через столовую вел в ее апартаменты.
В эту минуту открылась дверь, и лакей с посудой на подносе показался на пороге. Увидав ее, он остановился ошеломленный, и поднос вывалился из его рук.
— Jesus, Maria! Покойная графиня, — завопил он, бросаясь назад.
Впрочем, испуг лакея был вполне извинителен. Своим мертвенным лицом, распущенными и всклокоченными волосами, окровавленным и изодранным платьем, со спасительным крестом в руках Марина могла испугать кого угодно.
В столовой Павел Сергеевич с бароном и Эмилией Карловной пили чай; но услыхав неистовый крик лакея, сопровождаемый звоном разбитой посуды, они бросились к двери и остановились, как вкопанные.
В нескольких шагах от них в коридоре стояла Марина, или, вернее, ее тень, потому что в этом видении ничего живого не было, кроме широко открытых горящих глаз. Но вот «призрак» протянул вперед руки, выронил крест и с криком «папа» двинулся к ним...
В ту же минуту Марина зашаталась и упала бы на пол, если бы барон вовремя ее не подхватил.
Адауров с Реймаром отнесли ее в соседнюю комнату и уложили на диван, а Эмилия Карловна, видя, что она полунагая, сняла с себя шаль и закутала ее. Закрывая Марину, она увидела кровоподтеки и рубцы, покрывавшие ее спину и шею.
— Точно следы плети, — ужаснулась она.
— Да, она была в каком-то погребе: платье насквозь пропитано запахом сырости, — заметил Реймар.
Один Павел Сергеевич ничего не говорил и, стоя на коленях у дивана, покрывал поцелуями похолодевшие руки и бледное лицо дочери, повторяя:
— Мара, Мара, дорогое дитя мое.
Реймар первый опомнился от изумления и, послав тотчас же за доктором, принес сам воды и нюхательной соли, чтобы привести: Марину в чувство.
После долгих страданий она пришла наконец в себя и ее первыми словами были:
— Я убила ксендза... крестом, который дала мне игуменья. Он там, в подземелье-Судорожно обхватив затем руками шею отца, она прижалась к нему, повторяя: — Защити меня... увези отсюда... Павел Сергеевич утешал ее и уверял, что впредь никогда с ней не расстанется, и это отчасти успокоило Марину. Она выпила вина и молока; однако возбуждение все же было сильное, и она поминутно вздрагивала, когда стала нервным голосом описывать все, что с ней случилось.
— Увези меня, папа, из этого ужасного места, — просила она, — чтобы я никогда'не видела больше ту страшную женщину, которая меня так мучила. После всего того, что- произошло, Стах не посмеет меня дольше здесь удерживать...
— Ты свободна, моя ненаглядная: враги твои умерли, — тихо ответил Адауров. — А жертва твоя, увы, была напрасна.
И он вкратце рассказал ей, как узнал правду от Юлианны и последние события: самоубийство графа и смерть графини.
— Ты видишь, дорогая, что для нас с тобой все горести кончены. Ты меня больше не покинешь, а мне в твоем лице возвращена хоть половина моего счастья. Значит, еще стоит жить!..
И Павел Сергеевич нежно прижал ее к своей груди.
Марина дивилась и ужасалась, слушая отца, но была, видимо, слишком утомлена, чтобы ясно оценить значение происшедших событий. Наблюдавшая за ней Эмилия Карловна встревожилась, заметив, что глаза Марины лихорадочно блестят, а по временам ее бросает в краску и по телу пробегает дрожь.
— На сегодня довольно болтать, надо ее уложить. Я приказала приготовить ей ванну, а потом пусть она хорошенько отдохнет.
Опираясь на отца и барона, она добрела до своей комнаты.
Когда ее уложили на диван, и отец вышел, Реймар схватил ее руки и прижал их к своим губам.
—Простите меня, Марина Павловна.
Он прошептал так тихо, что она едва могла услышать, но взгляд, сопровождавший его слова, был полон безграничной любви и стоил самого горячего признания. Блаженная улыбка пробежала по истощенному лицу Марины', и сквозь охватившую ее истому ей рисовалась уже далекая картина счастливого мирного будущего.
Марина чувствовала невыразимое блаженство, когда час спустя, освежившись в ванне и надев - чистое белье, она легла в кровать, а горничная расчесала и заплела ей волосы.
— Как вы добры и как я вас люблю, — прошептала она, обнимая Эмилию Карловну, которая заботливо подсовывала ей под голову подушечку. — Побудьте еще со мной.
— Да я вас не оставлю. Я буду спать тут же. Видите, мне приготовлена на диване постель.
Марина облегченно вздохнула, но вдруг привстала и схватила за руку свою собеседницу.
— Скажите, это большой грех, если чувствуешь довольство при мысли, что мои преследователи умерли, и не жалеть Станислава? Ведь он был моим мужем, да и кончил так печально.
— Успокойтесь, дорогая, и не мучайте себя такими вопросами. Господь знает, что делает, и не осудит за естественное и извинительное чувство; а если вам не хочется спать, так уж думайте лучше о будущем, а не о прошлом. Я твердо убеждена, дорогая Мара, что вы будете любимы и счастливы, — с доброй улыбкой успокаивала ее Эмилия Карловна.
Марина покраснела и закрыла глаза.
В это время барон с Павлом Сергеевичем спустились в подземелье и с ужасом осмотрели тюрьму, в которой Марина могла томиться целые годы и даже умереть голодной смертью, если бы Провидение не спасло ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47