По-видимому, мода для бабушки имела не большее значение, чем для нее самой.
Заметив, что ее мать все еще ждет ответа, Мэри тяжело вздохнула и наконец сказала:
— Я ощущаю полноту жизни и без мужчины. Мужчина мне не нужен. — «Разве что только для секса». — И давай прекратим этот разговор, мама.
Возможно, наступит день, когда Мэри захочется выйти замуж, но пока что у нее не было ни малейшего желания вступать в брак. Когда же она будет готова к такому ответственному шагу, когда сможет полагаться на свое суждение и будет уверена в том, что не делает ошибки, когда будет доверять мужчине настолько, что согласится вручить ему себя, разделив с ним свои мысли и желания, — тогда и только тогда она выйдет замуж. И то если будет совершенно уверена, что не делает ошибки и что брак ее не обернется поражением. Прежний опыт делал Мэри осмотрительной.
София, достаточно умная, чтобы понять, что на этом этапе она едва ли добьется успеха, тотчас ухватилась за другую тему.
— Ваш отец недавно чуть не сжег меня заживо. У меня до сих пор волдыри на мягком месте.
Она приподнялась со стула, чтобы продемонстрировать свои увечья.
— Да ты теперь стала выглядеть просто чудесно! — Конни подмигнула сестре, подавившей улыбку.
Однако их мать не находила ничего смешного в этом происшествии.
— О Мадонна! Он изобрел какой-то унитаз с подогревом. Я села и чуть не поджарилась до смерти. — Она фыркнула. -
Тоже мне электрик! У него старческий маразм!
— Мой Фрэнк — умный человек, — сказала Флора, но предпочла не развивать этой темы, и все же Мэри показалось, что глаза ее лукаво блеснули.
— Да? Если он так умен, то как случилось, что у меня вся задница в волдырях? Ответь мне, старуха!
— Ладно, хватит. Кто хочет заварного крема? — Мэри решила вмешаться, прежде чем атмосфера накалилась добела.
Еще одно слово — и почтенным леди грозило бы разлитие желчи или несварение желудка. — Этот заварной крем очень легкий и приятный на вкус. Как раз подходящий десерт после такого сытного обеда.
— Я не должна этого есть. Я боюсь растолстеть.
— Пожалуйста, Конни, — обратилась к ней мать, качая головой. — Ты ешь как птичка. Мужчины не любят костлявых.
Удовлетворенная тем, что теперь все вернулось на исходные позиции, Мэри подала десерт.
К тому времени когда Мэри оставила свой надежный, но уродливый коричневый «форд-эскорт» выпуска 1991 года на соседней с редакцией «Балтимор сан» парковочной площадке и поспешила в здание, где помещалась редакция газеты, пошел мелкий дождик.
Это внушительное строение разместилось на углу Калверт-стрит и Сентер-стрит и уже в течение нескольких десятилетий было составной частью урбанистического ландшафта. Ее отец много раз говорил, что оно прочно построено в пятидесятые и выдержит любые испытания временем.
Конечно, Фрэнк считал его чудом архитектуры, как и все, построенное в пятидесятые годы, как все, созданное в послевоенное время, включая любой кирпичный дом о трех спальнях. По его мнению, медные трубы, даже тронутые коррозией, вне всякого сомнения, были самым лучшим изобретением после того, как появились изделия из стекла.
Отдел рекламы находился на седьмом этаже этого высокого здания.
Мэри поспешила к лифту, надеясь, что успеет вскочить в него, прежде чем дверь закроется.
Портфель из бежевой кожи, недавний подарок Конни, крепко прижатый к ее груди, был набит фотографиями ресторана, представлявшими его в самых выгодных ракурсах изнутри и снаружи, и содержал образец меню, менявшегося ежедневно благодаря настойчивости Марко, считавшего, что главное блюдо, гвоздь программы, не должно повторяться в течение четырех недель.
Мэри намеревалась поместить в газете рекламу ресторана «У мамы Софии». Она получила положительные отзывы от «Вашингтон пост» и «Вашингтон стар» и надеялась, что их отклики заставят забыть отрицательный отзыв в «Сан». Она старалась изо всех сил, и вовсе не потому, что дела шли плохо, а потому, что не могла примириться с тем, чтобы последнее слово осталось за этим гнусным человеком. Она не видела Дэниела Галлахера с того вечера в ресторане, а это было несколько недель назад, хотя думала о нем больше, чем хотела бы признать. Особенно по ночам, когда лежала одна в своей большой пустой постели, предаваясь страстным мечтам о любви и думам о своих неудачах на этом поприще… Однако идти в редакцию Мэри не хотелось.
Этот человек знаменовал собой осложнение, которое ей было совсем ни к чему, особенно теперь, и она надеялась, что сегодня его не увидит. Сейчас мысли Мэри были заняты ее делами. Ко всему прочему, приближалась годовщина свадьбы ее родителей, которую следовало отпраздновать.
Бабушка Флора настаивала на том, чтобы ей позволили принять участие в приготовлениях (хотя только Господу было известно зачем, но он не давал разъяснений).
Сорока пятью минутами позже, покончив с консультацией у дамы — дизайнера рекламы, обещавшей Мэри, что она будет в восторге от результата (а Мэри советовала бы ей сдержать слово, учитывая, в какую сумму она оценила свое содействие), Мэри шла по коридору, оглядываясь через плечо, чтобы вовремя увидеть врага, если тот появится на горизонте. Беда была в том, что офис Галлахера был расположен на том же этаже, что и отдел рекламы, и Мэри была вынуждена пройти мимо него по пути к лифту. Ей встретилось несколько сотрудников газеты, но, к счастью, среди них не было этого отвратительного репортеришки.
Без осложнений добравшись до пункта назначения, Мэри, уже стоя в лифте, смотрела на мелькавшие над двустворчатыми дверьми подсвеченные цифры, указывающие номера этажей, пока спускалась с 21-го этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99