— Я… я прошу прощения, отец, — выжала она из себя. Извинения давались ей нелегко, особенно перед властным отцом.
Умиротворенный, Саймон продолжал:
— Я никогда не был излишне строг по отношению к тебе, хотя знаю, что бывали случаи, когда ты от всей души не согласилась бы с этой оценкой. Я считаю себя разумным человеком и думаю только о твоих интересах. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за молодого Уинслоу. Он мне нравится. Это знающий, трудолюбивый работник.
Гарри Уинслоу с одутловатым, словно из теста вылепленным лицом, с длинными костлявыми пальцами, влажными на ощупь — она содрогнулась, представив, как эти пальцы прикасаются к ее телу, — нет, не с таким мужчиной она хотела бы провести свою жизнь. Даже один вечер наедине с ним тошно представить. В нем было что-то такое… Она не могла определить точно, но одно знала наверняка: она не имеет ни малейшего желания выходить за него замуж. Слово «желание» даже не приходило в голову, когда речь шла о Гарри. Нет, она не выйдет за Гарри.
Кассандра мило улыбнулась отцу:
— Вот и шел бы за него, раз он такой замечательный.
— Сарказмом и грубостью вы ничего не добьетесь, барышня. Со мной не так легко справиться, как с твоей матушкой. Ты можешь обвести Летицию вокруг своего пальчика, но со мной это не получится. Я принял решение, а ты знаешь, когда я принял решение…
— Оно твердо как алмаз, — закончила Кассандра знакомую присказку, подавив ребячливое желание показать ему язык. Стоило какой-нибудь мысли втемяшиться ему в голову, он становился упрямее осла.
Саймон вертел в руках изящное яйцо работы Фаберже, стоявшее у него на столе — одно из произведений искусства, которые он с такой любовью собирал. Он вообще любил картины, бабочек, марки — все, что можно классифицировать и разложить по полочкам. Кассандра порой чувствовала себя экспонатом из его коллекции.
— Через три месяца ты пойдешь к алтарю с Гарри.
— Три месяца! — Она вскочила. — Но…
— Твоя мать уже договорилась об устройстве приема… с Биллингели, кажется. Они все сделают. Это будет свадьба, какой Нью-Йорк не видывал.
— Но у меня нет платья, а чтобы заказать в Париже, трех месяцев не хватит.
Она надеялась на отсрочку, но к ее глубокому разочарованию отец ответил:
— Завтра ты и твоя кузина едете к мистеру Бомону. Хотя он и не столь престижный портной, как мистер Уорт, твоя матушка заверяет меня, что его модели находят весьма высокий спрос. Мистер Бомон согласился придумать и сшить платье, какое ты пожелаешь, за имеющееся время. — Саймон самодовольно улыбнулся. — Мы обо всем позаботились.
— Но…
Потрепав ее по руке, словно ребенка, Саймон добавил:
— Гарри будет тебе отличным мужем, Кассандра. Солидный человек, надежный…
— Тусклый, как вода, в которой мыли посуду. В голосе Саймона послышался гнев.
— Довольно упрямиться, дочка. Ступай и приготовься к приходу гостя. И изволь быть с ним полюбезнее, Кассандра. Не вздумай дерзить и вредничать. — Бог свидетель, стоит ей захотеть, она может быть обворожительной.
Кассандра с преувеличенной кротостью присела в книксене.
— Твое желание — для меня закон, папочка.
— Если бы, — пробормотал Саймон с глубоким вздохом, глядя вслед дочери, выходящей из комнаты. Кассандра — вылитый он. Упрямая, своевольная, всегда поступает по-своему.
Эти свойства сослужили ему добрую службу, позволив превратить Банк и Трест Темплтона в одно из крупнейших финансовых учреждений восточного побережья. Но женщине они ни к чему. Особенно такой умной и красивой, как Кассандра.
Почему Летиция не подарила ему сына? С сыновьями хлопот куда меньше, чем с дочерьми, думал он, наливая в большой бокал добрую порцию виски из хрустального графина. Но после Кассандры Летиция больше не могла иметь детей, и его наследницей стала девочка, слишком умная, не желающая зарабатывать деньги — только тратить.
Он глотнул из бокала, с удовольствием ощущая, как жидкий огонь достигает желудка, и глаза его загорелись. Пусть Кассандра и родилась женщиной, но у женщины могут быть сыновья. А внуков можно обучить банковскому делу, при условии, что дед будет жив, когда ребенок вырастет. Он нахмурился при мысли, что стоит на пороге пятидесятилетия, рассеянно проведя рукой по седеющей каштановой шевелюре.
Все решает время. Он уже не молод. Кассандра должна немедленно выйти замуж и родить ребенка. Он знал, что им движет эгоизм. Но в конце концов Кассандра скажет ему спасибо. Замужем за Гарри и с ребенком на руках Кассандра скажет ему спасибо за то, что он проявил твердость. Он в этом не сомневался.
Единственно, в чем в этот миг не сомневалась Кассандра: у нее нет ни малейшего желания быть женой Гарри Уинслоу. Да лучше уличный попрошайка, чем Гарри.
Она смотрела на своего новоявленного жениха, сидевшего рядом на розовой парчовой софе. Не то чтобы Гарри был не привлекателен. Вовсе нет, даже красив — насколько может быть красив молочный коржик. Она взглянула на рыжевато-каштановые волосы, разделенные посередине пробором, напомаженные и зализанные по обе стороны головы, и с отвращением представила, как ерошит пальцами эту липкую массу.
Губы у него были тонковаты, как и вся фигура. Лицо бледное… даже мучнистое. Почти весь день он проводил в четырех стенах, согнувшись над столом, заваленным бумагами.
Он носил тонкие усики, которые на ином лице выглядели бы молодцевато. Но его младенческой физиономии они придавали несколько зловещее выражение. Она рассмеялась про себя. Из Гарри такой же злодей, как из матери или преподобного Бэнкса.
— Ваши родители были очень любезны, пригласив меня на обед, Кассандра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90