Психея вздохнула, представив себе мягкие карие глаза Эрота, излучающие уверенность и открытость. Но наиболее заметное отличие — серебряные волосы, так непохожие на сияющие золотистые локоны Эрота. Шевелюра его брата сверкала даже в темноте, как какой-то зловещий маяк.
Какую бы ложь сплести для хитроумного бога безответной любви?
— Я… я… — Психея вырвалась из его рук и первым делом нащупала флакончики в кармане. К счастью, они были целы, но пояс упал на пол. — Я просто зашла взглянуть, спит ли твоя мать. Она жаловалась на днях на здоровье.
— Чушь! — фыркнул Энтерот. — С каких это пор ты озаботилась ночным покоем нашей грозной матушки?
— Я всегда ей сочувствовала. Мы, быть может, и не ладим иногда, но это не значит, что у меня нет к ней привязанности.
— Если бы она хоть когда-нибудь проявила малейшую заботу о тебе или какое-нибудь еще теплое чувство, я бы тебе поверил. А так твое поведение кажется мне очень подозрительным. Знаешь, что приходит мне в голову? Похоже, все эти слухи на твой счет — о твоей склонности к воровству — могут оказаться правдой.
— Слухи, которые ты сам и распустил! — возмутилась Психея.
Энтерот видел, как она однажды украла лук у Артемиды, а потом какой-то меч из мастерской Гефеста. Он просто дразнит ее. У Психеи была теперь только одна цель — подхватить упавший пояс и ускользнуть от Энтерота, прежде чем он поднимет на ноги весь дом.
— Ты меня обижаешь, — отвечал он шепотом, прикладывая руку к сердцу. — Я никогда бы не рассказал никому ни о твоих, ни о наших проделках.
— Наших? — переспросила Психея.
Он усмехнулся:
— Наш с тобой давний роман…
— Никакого романа не было, Энтерот! — горячо возразила она. — Это одно твое воображение! Только потому, что я позволила тебе однажды по глупости поцеловать меня, ты выдумываешь нелепые истории. Ничего между нами не было, так и знай. — Сделав шаг назад, она почувствовала, что ее нога погрузилась в мягкий бархат пояса. Она быстро наклонилась, чтобы его поднять, продолжая в то же время разговор. — Я думаю, пора тебе перестать тешить себя иллюзиями и предоставить мне жить своей жизнью. Повернувшись, Психея направилась в холл. Услышав по дороге шелест крыльев у себя над головой. Психея не удивилась, когда Энтерот преградил ей путь у дверей.
— Если бы я первым нашел тебя, — произнес он пылко, — ты бы полюбила меня, а не моего ничтожного брата! Признайся, ты была увлечена мной! Чем еще ты можешь объяснить ту готовность, с которой отвечала на мой поцелуй? Если бы я тогда унес тебя в мой дворец…
— Если бы ты поступил так тогда, началась бы война, и, я не сомневаюсь, вы оба подняли бы такой шум, что разъярившийся Зевс навсегда сослал бы вас на реку Стикс, помогать перевозчику Харону.
— Ну и пусть, — шептал он. — Я стал бы даже простым смертным ради твоей любви. Что тебе Эрот? Он к тебе близко не подходит последние десять лет!
Психея тоже охотно пожертвовала бы бессмертием, чтобы только не быть предметом такой наблюдательности. Чувствуя, как у нее сжалось горло, она воскликнула:
— Ну и что? Я не так глупа, чтобы поверить, будто я могла бы быть счастлива с тобой.
— Я, конечно, мог бы сделать тебя счастливой! Мог! Я только этого и хочу!
— Ты хочешь превзойти брата… Это единственное, что тебе всегда было нужно. Быть может, я не так умна, как другие обитатели Олимпа, Энтерот, но уж это я понимаю.
— Ты ошибаешься.
Внезапно она очутилась в тесном объятии его рук и крыльев.
Психею давно уже не целовали, и само тепло этого объятия оказало на нее сильное воздействие. Желание остаться с ним, уступить его настояниям овладело ею. К своему стыду, она отвечала на его поцелуй.
— Нет, — бормотала она, когда он нежно целовал ее щеки, глаза, губы. — Нет, не надо!
— Ты любишь меня! Я знаю. С тех пор, как мы танцевали на маскараде у Зевса, тогда… двести лет назад… когда я поцеловал тебя.
— Ты же помнишь, я выпила тогда слишком много молодого вина Вакха.
— Тогда скажи мне, почему ты не отвергаешь меня теперь? — Взяв ее за подбородок, он закинул ей голову, так что свет звезд упал ей на лицо.
— А что еще можно ожидать от брошенной жены? — тихо отвечала она, чувствуя себя одинокой и разбитой.
Он не отпускал ее еще минуту, пока до него не дошло со всей отчетливостью, что означали ее слова.
Он отпустил ее. Выражение тоски и боли появилось на его лице.
— Ты все еще его любишь, Бабочка?
Психея кивнула. Он на мгновение закрыл глаза, и она подумала, что в одном по крайней мере братья были неотличимы друг от друга — в их чертах лица. Может, потому Психею влекло к темнокрылому Энтероту, что его красивая линия носа, изогнутые брови, ямочка на подбородке так сильно напоминали ей обожаемого Эрота. Энтерот отступил в сторону.
— Иди, — проговорил он. — Я не стану тебя задерживать.
Руки Психеи, сжимавшие пояс, дрожали.
Она снова сунула его под мышку и сказала:
— Мне очень жаль, но мое сердце не принадлежит мне. Я надеюсь, ты не скажешь Афродите, что видел меня здесь?
— Ну конечно, нет, — отвечал он. Выйдя в темноту. Психея услышала шорох крыльев голубей Афродиты, взвившихся во влажный ночной воздух. Они поднялись на высоту, тревожно покружились и снова резко упали вниз. «Что это нарушило их покой», — подумала Психея. Но эта мысль тут же отступила перед более насущной заботой — как можно скорее оказаться подальше от опасного дворца Афродиты.
Выбросив из головы свою встречу с Энтеротом, как будто она и вовсе не имела места, Психея направилась к своему дворцу. Там она собиралась отдыхать до одиннадцати часов завтрашнего утра, когда должно было состояться состязание между Шелфордом и Брэндрейтом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75