– Я? – Элеонора продолжала целовать грудь Ахилла. – Любой другой мужчина уже давно набросился бы на меня. Лопнул бы от нетерпения, но ты ведь не любой мужчина, так ведь, Ахилл? Ты находишь удовольствие в предвкушении. Для тебя разжигание аппетита такое же удовольствие, как и утоление голода. – Она рассмеялась тихо и сладостно, и Ахилл почувствовал на своем животе трепет ее страсти. – Или почти такое же.
Она опустилась ниже. Глаза Ахилла закрылись помимо его воли. Он хотел смотреть на нее, но ее губы были такими теплыми, а язык таким…
Ахилл почувствовал, как одеяло вокруг его талии размоталось и упало, у него перехватило дыхание в преддверии удовольствия. Как хорошо она знает его. Как хорошо она… Элеонора поцеловала бедро Ахилла, потом проникла к краю интимной поросли, темневшей в низу живота.
– Эл, – прохрипел Ахилл.
– Это дар, – прошептала Элеонора, ее рот приблизился к его телу настолько, что Ахилл ощутил дыхание на своей горящей плоти. – Дар памяти… и удовольствия.
Мягкий поцелуй.
– А-ах. – Еще один поцелуй, влажный, смелый. – Боже правый. – Прикосновения кончика ее языка разлили жидкое пламя по всему его телу. Ахилл отрывисто выдохнул, и мускулы его живота напряглись.
Ее губы сомкнулись на его плоти.
– О Боже, о Боже! – На Ахилла накатила волна влажного жара, потом она откатилась назад и накатилась снова. Его уши заполнил звон, стон, благодарение… – Элеонора, – вырвалось у него как выдох и как молитва.
Небеса, горы, реки – все пропало, осталась только она, только она. Все, что было внутри него твердым, перестало быть таковым. Как расплавившийся камень лопается и испаряется, так и в нем все растеклось по венам, сжигая все на своем пути.
– Эл, Эл, я всего лишь мужчина. Боже правый, прости ме… – Его слова превратились в протяжный, резко оборвавшийся стон. – Давление, давление… пальцев огня, уносящих прочь… освободи, освободи безрассудную сладость… блаженство.
Ахилл перевернулся на живот и неподвижно замер, слышалось лишь его резкое дыхание, да слезы увлажнили щеки. Он был охвачен благодарностью. Тело. Сердце. Душа. Дар Элеоноры.
Ахилл почувствовал, как Элеонора забралась в кровать с другого бока, потом ощутил, как мягчайшими прикосновениями она убрала волосы с его лица. Он повернулся к ней и открыл глаза.
– Хочешь немного вина? – нежно проворковала Элеонора.
Она сидела на покрывале, поджав ноги и протягивая ему оловянную кружку.
– Я всегда желал тебя, другие не доставляли мне удовольствия, – процитировал Ахилл. – Мне совсем не нужна другая любовь.
Элеонора покраснела и улыбнулась, а Ахилл привлек ее к себе и нежно поцеловал. Она прикоснулась губами к токайскому, а ее глаза говорили о любви. Не о любви поэтов или трубадуров, а о любви Элеоноры. Значительно более ценной для него.
Ахилл взял кружку с вином и сделал большой глоток, чтобы смыть внезапно появившийся в горле ком. Его рука дрожала, когда он возвращал кружку Элеоноре.
– Я никогда не думал, что ты будешь так смотреть на меня. Все твои преграды рухнули. Ты посрамила меня. И дважды ты доставила мне удовольствие, ни разу не получив сама.
– Ни разу? – переспросила Элеонора, мягко рассмеявшись. – Мне, кажется, ярко вспоминается что-то такое, связанное с достаточно интересным купанием в «лебеде».
Ахилл оперся на локоть и подергал за незавязанную ленту ее шелкового халата.
– Ярко? Тогда я должен… Что случилось, Эл? Твои глаза затуманиваются.
– Мы прощаемся, так ведь? – Она стерла набежавшую слезу. – Я хочу сказать, что знаю, что мы проведем здесь еще один день и потом еще два в лодке до Вены. Но тем не менее это – прощание.
Ахиллу захотелось прогнать тень грусти из ее глаз. Это было новое чувство, которое заставляло его хотеть забрать ношу ее печали.
– Я хочу солгать тебе, Элеонора. Я хочу сказать, что у графа Д'Ажене на всю его оставшуюся жизнь вместо женщин, которые станут вертеться вокруг него на склоне дней, будет только одна. Но я не могу сказать этого. Потому что, хотя юридически граф Д'Ажене существует, его нет здесь. – Ахилл выразительно постучал себя по лбу. – Я не знаю, кто я теперь. Может, никогда и не узнаю. Я не могу просить тебя изменить образ жизни, когда я ничего не могу предложить взамен. Я, Элеонора, человек-одиночка.
Элеонора моргнула, и по ее щеке скатилась слеза. Она прижала руку к его обнаженной груди там, где билось сердце.
– Ты не будешь в одиночестве, Ахилл, никогда.
Он взял ее руку со своей груди и поцеловал.
– Никогда, – эхом отозвался он.
Их взгляды встретились, потом быстро разошлись. Элеонора прикусила губу. Она вытащила свою руку из его ладони и резко отбросила назад– волосы. Лицо ее сморщилось, раздались всхлипывания.
– Эл, извини, я не хочу тебя печалить.
Еще одно всхлипывание. Элеонора спрятала лицо в ладонях.
– Мне так стыдно.
Ахилл оторвал ее руки от лица.
– Почему ты…
– Нет! – Элеонора бесцветно, самоуничижительно рассмеялась. – Нет, напротив. Я подумала, что мне бы не понравилось… Я хочу сказать, что не думала, что могу что-либо чувствовать. Я разорвана на части, но мое тело по-прежнему желает твоего. – Она сложила руки перед грудью и нервно их потерла.
Ахилл подумал, что она выглядит, словно рабыня – прекрасное оформление из всего возможного для мужчины, чтобы наслаждаться этой бренной жизнью. Ни один паша не мог бы вымолить более чувственной женщины.
Эта мысль ударила его. Разве человек, из чьего семейства он появился, не был турком? Поэтому где-то внутри, как спираль для воскурения фимиама, пришло понимание, что эта кровь действительно в нем. Он мог мечтать о гуриях, и эти мечты были бы правом его крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120