Ее удивительные прикосновения… Сколько раз, привязанный к стене, он вызывал в своем воображении ее прикосновения. Ахилл застонал.
– Может, тебе лучше лечь на бок? – осведомилась Элеонора.
– Чуть позже, – отозвался Ахилл.
Элеонора встала и вернулась с подносом, на котором вдова принесла ужин. Она села на пол рядом с Ахиллом, как и прошлым вечером, и они поделили хлеб с сыром и токайское. Иногда она казалась погруженной в свои мысли, ее взгляд бродил по его телу. Видит ли он страстное желание в этой изумрудной глубине, или его собственная страсть заставляет видеть только то, что он хочет?
Когда с едой было покончено, Элеонора отодвинула поднос и спросила:
– Хочешь чего-нибудь еще?
– Да, – сказал Ахилл и добавил: – Почитай мне.
– Мне это нравится. – Элеонора подняла саквояж с книгами и подала его Ахиллу, поставив на полу так, чтобы он мог достать. Ахилл быстро расстегнул пряжки. – Выбери что хочешь, – предложила Элеонора. – Все, что угодно, кроме де Сакса. Каждый раз, когда я читаю его, у меня болит голова… Нет! Нет, я буду…
Ахилл опустил руку в саквояж, ожидая встретить жесткие корешки книг, но его пальцы уткнулись во что-то очень мягкое. Он вытянул халат. Тот, который подарил ей. Прозрачный розовый шелк и развевающиеся ленты. Элеонора покраснела и промямлила:
– Я… я…
– Да? – Ахилл поднес халат к своему лицу, вдохнул его запах и сказал: – Он пахнет тобой. – Потом передал халат Элеоноре. – Элеонора, в комнате тепло.
– Ахилл, ты ранен. Ты не можешь…
– Я представлял тебя в этом халате, и это позволило мне не сойти с ума. Воспоминания о тебе. О твоей страсти. Я эгоист, Элеонора. И скоро воспоминания будут единственным, что останется у меня.
Элеонора долго стояла не двигаясь, глядя на него, потом взяла из рук Ахилла халат, наклонилась к нему и прошептала:
– И я эгоистка, Ахилл. И у меня тоже есть память, и я хочу воспоминаний.
Она поцеловала его, ее губы попробовали его, язык скользнул к нему в рот. Ахилл положил ей руку на затылок, и его язык погрузился в смоченное сладким вином таинство. Он хотел ее. Он хотел ее всю, до самого дна, полную страсти, хотел ее изучающих прикосновений, ее смеха, ее доверия.
Ахилл поцеловал Элеонору долгим поцелуем, переплетя свой язык с ее, и с каждым нападением и с каждым ответным ударом она утоляла его голод, разогревала в нем кровь. Как хлеб питает тело, так и Элеонора – своим телом и своим сердцем – питала его душу.
Настойчивая боль в его бедрах стала усиливаться, требовать. Ахилл нежно и ласково прервал поцелуй и, отпуская Элеонору, сказал, прерывисто дыша:
– Ты дар, Элеонора.
Она улыбнулась, глаза ее искрились. Это было больше, чем намек на огонек желания.
– Дар? Я? – спросила она сладким голосом. – Тогда я распакую его для тебя.
Глядя на Ахилла, Элеонора развязала бант у шеи, и длинные ленты опустились вниз. Потом она начала медленно-медленно, по одной пуговице, расстегивать жакет для верховой езды, освобождаясь от надетой на тело ткани. Она распахнула его, открывая тонкий батист прозрачной рубашки, обтягивающей грудь.
У Ахилла запершило в горле. Он сглотнул.
– Эл… – прошептал он. Элеонора ответила тем, что жакет соскользнул на пол. Ее пальцы, гибкие, искусные пальцы, которые однажды сжимали… Ахилл со стоном отбросил эту мысль, глядя, как она расстегивает пояс своих юбок. Юбки упали к ногам.
Элеонора подошла к Ахиллу ближе, одетая в рубашку и чулки. Он перевернулся на бок, чтобы лучше видеть ее, удерживаясь на локте и не заботясь о том, чтобы скрыть свое страстное желание.
Взгляд Элеоноры прошелся по бедрам Ахилла, и, как ему показалось, ее дыхание участилось. Она поставила одну ногу на край кровати рядом с его талией и сбросила ботинок, за ним последовал другой. Ахилл видел ее гладкие, молочно-кремовые бедра в чулках, перетянутые подвязками в верхней части.
«Боже правый, Боже правый!» – Ахилл стиснул зубы, воздух с хрипом вылетал из его ноздрей. Кровь пульсировала в голове и во всех членах. Элеонора стянула чулки длинными чувственными движениями своих пальцев. Мгновение – и рубашка была снята.
Элеонора развернула перед собой шелковый халат, закрывая свою круглую твердую грудь с ласкающими взгляд темно-розовыми сосками, просящими поцелуя. Ахилл протестующе заворчал.
Халат покрыл руки Элеоноры, и она приблизила к нему глаза, словно хотела насладиться ощущением шелковистости, затем начала его завязывать.
– Нет, – хрипло прошептал Ахилл. Халат остался незавязанным.
Руки Элеоноры поднялись к волосам. Заколки были выдернуты, и роскошные густые пряди ее волос медленно рассыпались. У Ахилла появилась связная мысль, что каждое мгновение с Элеонорой застывало в его памяти, как картинка в золоченой раме, сияя его яростным, неутоленным голодом, который заставлял его видение мерцать, заставлял его видеть только ее.
Элеонора встала на колени на пол рядом с ним. Ахилл погрузил пальцы в ее волосы.
– Ты так… – начал он дрожащим голосом. – Боже правый, у меня нет слов, моя великолепная мадьярская графиня, нет слов.
Элеонора взяла руку Ахилла, поцеловала ладонь и тихо произнесла:
– Тогда обойдемся без слов. – Она прижалась губами к подушечкам его пальцев, по очереди к каждому, потом скользнула языком между ними.
Ахилл хрипло застонал.
– Нет в мире таких ран, которые могли бы обуздать…
– Ты хочешь изнасиловать меня, Ахилл? – спросила Элеонора бархатистым завлекающим голосом. Она ухватила его руку, ее губы и язык стали пробовать рельеф мышц. – Ты хочешь опрокинуть меня на пол? Ты хочешь, чтобы я открылась тебе? Ты хочешь заполнить меня одним быстрым…
– Боже правый, ты пытаешь меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120