Я выскальзывала из этого окна и спускалась на землю по дубу, моему старому приятелю.
— Зачем?
Бранди прикусила губку, раздумывая, насколько откровенной ей следует быть, и затем решила, что дипломатия не является ее сильной стороной.
— Возле гостевого крыла, окна которого смотрят на густой лес, растет пихта. Я потихоньку пробиралась к ней. К счастью, нижняя ветвь у нее достаточно толстая, чтобы мог подтянуться шестилетний ребенок, а на мягких ветвях очень удобно сидеть среди густой зелени. А кроме того, это был отличный наблюдательный пункт. Я часами там просиживала, незаметно наблюдая за Изумрудным домиком и всеми его обитателями.
— Но зачем?
Именно этого вопроса она боялась больше всего. Душа у нее ушла в пятки, но Бранди вздернула подбородок и встретилась с любопытным взглядом Квентина, жалея, что не может предугадать его реакцию. Она медленно начала загибать пальцы:
— Леди Пенелопа, леди Эдвина, маркиза Элмсвуд, та графиня из Йоркшира, дочь канадского чиновника… — Она сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха и перейти на другую руку. — Леди Элизабет, чей отец хотел вызвать тебя на дуэль…
— Хватит. — Квентин поднял руку и остолбенело уставился на Бранди. — Так ты влезала на то дерево только для того, чтобы наблюдать за мной?
— Нет, милорд, — возразила она, — я влезала на него только для того, чтобы подсматривать за вами.
Квентин тут же громко расхохотался:
— Ах, солнышко, что же мне с тобой делать?
— Ты разозлился?
— Как сказать. Ну и что же ты видела?
— Множество недостойных женщин, стремившихся в твои объятия.
Смех Квентина стих.
— И это все?
— Если ты хочешь спросить, пыталась ли я рассмотреть, что происходило, когда ты уводил какую-нибудь даму в глубину леса, то отвечу сразу — нет. — Бранди потупила взор. — Даже тогда, мне кажется, я не смогла бы выдержать этого зрелища. По иным причинам, разумеется. В то время мною владело детское любопытство и негодование, что мужчина и женщина находят приятными такие тесные объятия. Теперь же… — Она подняла глаза, в которых читалось огромное чувство. — Теперь же я не смогла бы вынести, что ты обнимаешь другую женщину.
Квентин изменился в лице и осторожно коснулся волос Бранди.
— Да мне и не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.
— Я твоя, — просто сказала Бранди. Тихо застонав, Квентин поднес к губам блестящий локон ее волос.
— Рядом с тобой, солнышко, я становлюсь стариком. В одну секунду.
— Хорошо. Тогда, возможно, ты поймешь, что я давно выросла.
Что-то промелькнуло в его взгляде.
— Я и так уже понял.
— Я рада. — Бранди дотянулась до него рукой и погладила шею. — Спасибо, что остался, — произнесла она. — Просто знать, что ты рядом, знать, что ты здесь, если мне понадобишься… это значит очень много, почти все.
Взгляд Квентина невольно скользнул по ее фигуре, отметив мягкие плавные линии, скрытые лишь тонким шелком пеньюара. Внутри у него все сжалось, и началась уже знакомая борьба с самим собой, разрывающая душу и разжигающая адский огонь. Бранди, не сводившая взгляда с его лица, отступила на шаг и, развязав пояс, швырнула его на кровать.
— Что ты делаешь? — чужим голосом спросил Квентин. Ее улыбка была само искушение.
— То, что обещала. Пытаюсь соблазнить вас, милорд.
— Тебе не нужно пытаться, я и так покорен, — ответил Квентин, кладя руки на ее округлые плечи, охваченные шелком. — Я борюсь изо всех сил, солнышко, — тихо признался он. — Но, наверное, потерплю поражение.
— Именно в этой битве поражение, как я подозреваю, во сто крат чудеснее победы. — Она ослабила его галстук, расстегнула рубашку и положила ладони на теплую, покрытую завитками волос грудь. — Ты такой сильный, — прошептала она, подавшись вперед, чтобы поцеловать торс, который обнажила.
— Бранди… — Это были и протест, и мольба одновременно, но Бранди не успела ответить. Квентин порывисто отвел ее голову назад и припал губами к ее рту. — Господи, как я хочу тебя, — прошептал он с горячностью возле ее полураскрытых губ, все крепче сжимая объятия.
Он не дал ей времени опомниться, поглотив ее всю с жадностью истомившегося от долгого ожидания человека и немилосердной решительностью, которая подавляла и восторгала одновременно. С радостным стоном Бранди разделила языческую красоту поцелуя, прильнув к своему возлюбленному еще ближе, и шелк ее пеньюара заскользил по его обнаженной груди.
— Солнышко, ты меня убиваешь, — проговорил он, отвечая на ее движение и чувствуя, как от этого еще больше разгорается пламя желания; его руки скользнули к ее груди и принялись ласкать.
— О Господи! — Бранди инстинктивно выгнулась под обжигающей лаской, моля о большем. — Квентин… — Ее пальцы вплелись в густую шевелюру, привлеку его все ближе. — Прошу тебя.
Желание победило рассудок. Квентин опустил голову и припал губами к ее груди. Он почувствовал, как под тонким шелком налилась томлением ее плоть, как затвердели от его ласк выпуклости груди.
Бранди казалось, что она сейчас умрет. Ноги у нее подкосились, а веки сомкнулись, тогда Квентин подхватил ее на руки и отнес на кровать. Но восторг тут же прошел, когда она поняла, что он не собирается присоединяться к ней. Она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него все еще туманным взором:
— Квентин?
Он не ответил, а тяжело дышал, пытаясь прийти в себя и прижав кулаки к бокам.
— Квентин? — повторила она, приподнявшись на локтях. Он медленно опустился рядом с ней, сохраняя дистанцию, и взял ее за руку.
— Я был глупцом, солнышко, — торжественно произнес он. — Пытался отрицать очевидное, изменить то, что не поддается изменению, игнорировать то, от чего нельзя убежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124