Ей казалось, что ему гораздо больше хочется иметь сына, чем он говорит об этом. А какому мужчине не хочется? О чем она не могла себя заставить говорить, так это о страхе перед исполнением супружеских обязанностей. Он, конечно, захочет использовать это свое право, и она неизбежно забеременеет. И потом потеряет ребенка, или он родится больным и потом умрет. Она больше этого не переживет. Даже ради Дикона она не может себя заставить на это пойти. Это будет так же ужасно для него, как и для нее.
– Нет, – сказала она. – Я не могу с вами так поступить. Мне очень жаль, Дикон. Вам надо найти кого-то другого.
– Разве я не имею права сам решать? – закричал он. – Если я не боюсь, что у меня не будет сына, почему вы изображаете из себя жертву? – Он нервно провел рукой по своим волосам. – Господи, мадам, с меня довольно. Всего доброго. – Он поставил на стол чашку с чаем, к которому так и не притронулся, и вышел из комнаты.
Кэролайн огляделась. Вот новый письменный стол, тяжелый маленький столик, за которым она пила чай, тяжелые голубые портьеры, стул с темно-красной обивкой, книжные полки, красивый аксминстерский ковер на полу. Все вещи. Вещи, а не люди. И эти вещи ей тоже не принадлежат.
И теперь ей даже не с кем будет поговорить. Она оттолкнула Дикона и сомневалась, что Рут захочет с ней общаться.
Кэролайн была слишком расстроена, чтобы плакать. Она вздохнула и выпила свой чай.
Кэролайн почти никого не видела в июле. Лондонский сезон подходил к концу: все уезжали за город. Ее никто не приглашал: она была вдовой изменника, поэтому на нее не следовало обращать внимание. Старые друзья могли бы заходить к ней, но у нее не было старых друзей. Она вспоминала приемы Рут и подумывала о том, чтобы самой устроить подобное, но знала, что ей станет еще хуже, если никто не придет.
Однажды вечером за ужином Кэролайн опомнилась. Вот она сидит, совершенно одна за длинным столом из полированного красного дерева, рядом стоит лакей в ливрее. Дюжина свечей горит в серебряном канделябре. Перед ней стоят хрустальные бокалы, рядом с тарелкой – серебряные приборы. За всем этим великолепием простирается бесконечная поверхность из красного дерева, а по бокам – пустые стулья.
Кэролайн посмотрела на декорации, на себя в обычном траурном наряде, и рассмеялась. Она смеялась, пока на глазах не выступили слезы. Она вытерла глаза салфеткой.
Обеспокоенный лакей спросил:
– Миледи? С вами все в порядке?
– Я не уверена, – ответила Кэролайн. – Что там еще должно быть? Я забыла.
– Вы только начали! – ответил он, ужаснувшись. – Вам не нравится суп? Что пожелаете, мэм?
– Велите заложить экипаж. Скажите Хэскеллу, что мне нужно уехать. Можете убирать со стола, Оливер. Я больше не хочу ужинать.
– Хорошо, мэм, – ответил испуганный Оливер, – сию минуту, мэм.
Кэролайн быстро прошла в свою комнату. Она велела Досси приготовить желто-зеленое платье, сшитое в Дареме.
«Ничего черного больше», – думала она, стиснув зубы.
– Это уродство – в корзину. Все остальные туда же, Досси. Траур закончился.
– Да, мэм, – улыбаясь, ответила Досси.
Через двадцать минут она ехала на Голден-сквер.
– Кэролайн! – воскликнула леди Стилтон. – Неужели это вы? Мы уже не надеялись вас увидеть. Заходите. Хокинс, – обратилась она к лакею, который впустил Кэролайн, – позовите графа.
Хокинс удалился, и Кэролайн нерешительно сказала:
– Я проезжала мимо… Я знаю, что уже поздно… Вы поужинали? Мне бы не хотелось вам мешать…
– Глупости, дитя мое, – улыбнулась Рут. – Двое моих сыновей сегодня с нами ужинают, но мы уже закончили, они сейчас просто разговаривают и пьют. Уилл надоедает Альфреду рассказами о своих победах в «Олмеке». Пойдемте в гостиную.
Кэролайн шла следом за Рут по знакомому холлу, знакомой лестнице, в знакомую гостиную. Этот уютный дом был для нее больше домом, чем тот, в котором она прожила пять лет и жила сейчас.
Рут сразу же заметила платье Кэролайн. Подняв брови, она спросила:
– С черным покончено?
– Да, – ответила Кэролайн, – все.
– Молодец. Как ваши дела?
– Очень хорошо, Рут. А у вас?
Рут рассмеялась.
– Со стороны может показаться, что мы только что познакомились. Мы скучаем без вас, Кэролайн. Мы ничего ни от вас, ни о вас не слышали. Даже леди Робстарт и миссис Хинкл обратили внимание на то, что вас нет. А уж если они не знают, что вы делаете, значит, никто не знает.
– Они могли бы и зайти ко мне, – сказала Кэролайн. – Мне кажется, я бы их приняла.
– Леди Робстарт обиделась, что вы не пришли смотреть ее портрет. Помните, несколько месяцев назад, сразу после того, как лорд Кэрроуэй… а… хм. Портрет занимает почти всю стену в ее желтой гостиной. Клянусь, высота – шестнадцать футов. Она изображена с черно-белым щенком на руках. Щенок очень похож, хотя сейчас это уже взрослый пес. Про леди Робстарт такого сказать не могу. Кэролайн рассмеялась.
– Где Дикон?
– Дикон в последнее время часто уезжает, – ответила Рут. – Занимается какими-то подозрительными людьми в Эссексе, по-моему. Он вернулся домой пару дней назад. Я рада, что вы приехали, пока он здесь. Да куда же он пропал? Он не стал сидеть с моими мальчиками, сказал, что ему нужно просмотреть какие-то бумаги.
– Ты хотела меня видеть? – спросил Дикон, внезапно появляясь в дверях. С непроницаемым лицом он посмотрел на Рут, прошел в гостиную, выбрал себе кресло, убрал с него подушку и сел. – О, мисс Кэролайн? – он обращался к ней, как к чужой.
Рут переводила взгляд с одного на другого. Двое упрямцев, которые не могут договорить. Теперь, когда Кэролайн была вдовой, у Рут не было никакого желания знакомить Дикона с юными барышнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73