И тогда…Да, Роберт – родственник Афтона. Но Игрейнию весьма тревожило, что он с таким отчаянным упорством добивался Лэнгли и так торопился заключить их брак. Он совершенно не напоминал покойного мужа. Афтон любил книги, учение и искусство беседы. А Роберт во всем, что касалось пленников, руководствовался гневом, нимало не тревожился о судьбе несчастных женщин и детей и, подобно сэру Мейсону, не сомневался, что всех необходимо казнить. Игрейния видела, что большинство людей повиновались бы королевскому указу и способствовали гибели предателей, но ее пугало то, с каким удовольствием Роберт исполнял монаршую волю: И то, как он заявлял свои права на собственность родственника. И на его жену. Особенно если вспомнить, какие она получает доходы из Англии.Не то чтобы она не любила Роберта. Но ей становилось не по себе, когда он касался ее или клал руку на плечо, слишком жарко целовал, когда здоровался, или мимоходом дотрагивался, если шел через зал. Игрейния никогда не рассказывала об этом Афтону. А когда замок посетила болезнь и смерть, не осталось никаких других помыслов – одна лишь боль и чудовищный ужас.И что же теперь?Игрейния не сомневалась, что нашла способ убежать. Она использовала лучшую в мире тактику – покорность. И видела, что противника убаюкало ее поведение.Однако не окажется ли свобода новой, еще более опасной тюрьмой? Ну если не опасной, то, во всяком случае, более суровой. В ее жизни случилось нечто такое, что нужно было принять. Умер Афтон. Кончилась идиллия. Она очутилась в мире, где все определяет происхождение, богатство и положение. Это маленькое чудо, что они с Афтоном дружили детьми, а потом стали хорошими мужем и женой. Он оказался слишком утонченным человеком для того положения, которого требовало его происхождение. Афтон познал все, что требовалось наследнику Лэнгли, но предпочитал книги и искусства скачке в седле, майской ярмарке и воинским упражнениям. Он всегда внимательно слушал. Слова и мысли Игрейнии для него значили много во всех областях жизни. В те времена мнение женщин редко ценилось. Но в их семье сложилось совсем иное положение.И вот теперь, когда Эрик уехал, а управлять замком и охранять пленницу остались Питер и Джаррет, Игрейния начала думать, что ей лучше остаться уважаемой узницей здесь, чем испытать заточение более страшное – диктат короля Эдуарда, который отдаст ее в жены своему верному человеку. Приняв решение не сидеть целыми днями в комнате, Игрейния стала вести жизнь, до странности похожую на прежнюю. Многие часы она проводила в зале в обществе отца Маккинли и рыцарей Эрика, и новости, которые они обсуждали, подчас вовсе не касались судеб Шотландии. Филипп Красивый начал во Франции преследование тамплиеров. Это ужаснуло Питера, который подружился со многими из них во время походов в Святую землю. Отец Маккинли соглашался, что неправомерно творить расправу над людьми, но напоминал, что тайный рыцарский орден, который во времена его образования жил по законам целомудрия и бедности, чрезмерно разбогател. Сюда же примешивались отношения Филиппа с папой, которому он помог занять святой престол, а теперь намеревался использовать в своих целях. Казна французского короля истощилась до предела, а знать, как было известно всему миру, накопила огромные богатства.Игрейния часто высказывала свое мнение, и ее слушали, даже когда она спорила. Как-то, погнавшись за кроликом, упала с утеса и покалечилась любимая борзая Питера, и он пришел к Игрейнии за бальзамом, чтобы залечить ее раны. Вместе с отцом Маккинли леди Лэнгли снова стала ходить к обитателям замка – лечить болезни и утешать в горестях.Она очень много читала и еще больше увлеклась историей оружия. И она снова сняла со стены гербовый щит Эрика. В комнате не осталось ничего, что бы напоминало о роде Афтона. Но ее шитье и вышивку шотландцы не тронули. Времени было достаточно, материалов тоже, и она изготовила собственный герб – львы на фоне лилий – символ дома Абеляров. Игрейнии самой понравилось, как вышивка смотрелась на стене, и от того, что, ложась в постель, она видела герб своей семьи, в душе ее воцарились спокойствие и ощущение независимости, которые были ей так необходимы. Хотя Эрик уехал, но ей казалось, что он по-прежнему оставался в замке. Все в Лэнгли шло так, как рассудил Эрик. Да, здесь была шотландская территория, на которой безраздельно властвовал Роберт Брюс. Но жизнь считалась священной и никто не творил жестокостей. Работников и слуг не избивали, никто не грабил домов выживших во время болезни и тех, кто погиб от чумы. Мужчин не убивали, женщин не насиловали, поля не вытаптывали, скот не уничтожали. В этом, конечно, была своя логика. Эрик стремился набрать и обучить военному делу для своего короля как можно больше людей. А воинам требовались амуниция и продовольствие.Но те, кто хорошо его знал, хранили ему неизменную верность. Они с нетерпением ждали вестей об исходе сражения, о Роберте Брюсе, о передвижениях Эдуарда и о судьбе своего вождя. Никто не желал ему гибели и не стремился занять его место. Преподобный Маккинли постоянно прислушивался к разговорам его соратников и утверждал, что Эрик обладает безоговорочной властью, потому что сам подвергается такой же опасности, как любой из его людей, он готов броситься на защиту товарища и жизнь человека для него дороже богатства. Он был от природы стратег и потому понимал, что превосходящего числом противника можно сломить упорством. Он сумел убедить своих солдат, что они захватят Лэнгли без доспехов и почти без оружия, ведь они шли освобождать тех, кого любили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111