И все равно это не вполне объясняет ваше умение — не могу назвать иначе — возбудить… распалить мужчину… Что вы так успешно продемонстрировали вчера на Мне.
Он насмешливо поклонился.
Рейвен снова залилась краской. Что ему нужно от нее? Когда он наконец перестанет ее мучить подобными вопросами? Неужели люди только для этого женятся и выходят замуж?
— Если вы так настаиваете, — сказала она, — я открою вам еще одно. После смерти матери я нашла в ее вещах одну книгу… очень редкую… Ее написала француженка, побывавшая в плену у турецких корсаров. Это история огромной любовной страсти, написанная абсолютно откровенно, без соблюдения каких бы то ни было правил приличия.
— Боже! — театрально ужаснулся Келл, но Рейвен не обратила внимания на его выходку.
— Понимаю, — продолжала она, — вас удивляет, что мать… своими руками…
— Действительно, — согласился Келл, — довольно странно, что ваша мать решила просветить вас таким образом. Почему?
— Она считала, что книга может послужить своего рода предупреждением для меня. — В голосе Рейвен он не услышал убежденности. — Причиной всех несчастий героини, — продолжала она более твердым голосом, — была любовь. Вернее, страсть… И вот моя мать… Она сама пережила многое. Еще до моего рождения она отчаянно влюбилась в одного человека, который… Словом, он не мог полностью ответить ей на ее чувство. Она же всю жизнь бесплодно нянчила свою любовь, была одержима ею и только в конце жизни поняла, что все это напрасно. Что любовь сожгла ее, иссушила, забрала все, вплоть до здоровья и трезвого ума. Не дав ничего взамен… Моя мать поняла — так она, во всяком случае, говорила мне, — что женщина, которая так беззаветно любит, всегда беспомощна в жизни. И хотела уберечь меня от подобной судьбы. Она взяла с меня клятву, что я не повторю ее ошибки.
Рейвен умолкла и взглянула на Келла: понял ли он наконец, о чем она говорит? Подтверждение этому она искала в его глазах, но они были плотно затенены длинными ресницами.
— Должен я все это понимать так, что теперь вас пугает вероятность по-настоящему влюбиться в меня? — негромко спросил он, и она не разобрала, шутит он или говорит совершенно серьезно.
Сама того не желая, она начала отвечать ему, поначалу немного смешавшись от внезапно охватившего ее волнения.
— Я… наверное… Я вообще не хочу влюбляться — ни в вас, ни в кого-либо другого. И также не хочу, чтобы вы влюбились в меня… Как сделал — так по крайней мере он уверяет — ваш брат.
Лицо Келла посуровело, на скулах заиграли желваки.
— Думаю, нам с вами это не грозит, — сказал он. — Как мы уже определили, наш брак, по сути, — деловое соглашение, не более того. А что касается меня, я не имею ни малейшего желания вливаться в легионы мужчин, которых поразили ваши чары.
— А я и не хочу кого бы то ни было, в том числе и вас, подвергать воздействию этих самых чар, как вы сами изволили сказать!
— Обиделись? — неожиданно участливо спросил он, однако она уже закусила удила.
— Да, и я нисколько не стану возражать, сэр, если вы вообще забудете о моем существовании. Навсегда!
— Что ж, миссис Лассетер, постараюсь так и сделать, но только после того, как мы закрепим наш брачный союз действом, предусмотренным давними европейскими традициями.
Напоминание об этом заставило ее замолчать и снова замкнуться. Тем временем ее законный супруг, показывая, что вовсе не шутит, начал снимать с себя рубашку. Рейвен не отворачивалась, ибо опасалась, что это может показаться невежливым с ее стороны. Впрочем, рассматривать его тело тоже, наверное, не слишком вежливо. Однако отвернуться она не хотела, просто не могла, и не сводила глаз с его смуглого мускулистого тела, легкой поросли темных волос на груди…
Но вот он продолжил раздевание, и в ужасе от того, что должна будет сейчас увидеть его полностью раздетым и сама, чего доброго, сделать то же самое, она не удержалась от восклицания:
— Господи, но зачем же все это делать при свете и так сразу?
Он ответил так серьезно и обстоятельно, что она не могла не заподозрить его в ироничности.
— Видите ли, — сказал он, — не знаю, прочитали ли вы в книге, перешедшей из рук вашей матери, но я и без всякой книги знаю, что, как правило, нагота способствует разжиганию страсти. Весьма вероятно, что вы могли забыть, дорогая, но в последние сутки у меня почти не было возможности уснуть, что, безусловно, способствует ослаблению всего организма. Если вспомнить еще о полученной мною и незажившей ране, то для возбуждения мне вообще могут понадобиться какие-то дополнительные действия.
«Боже мой, что он говорит?» — мысленно произнесла она, но вслух ничего не сказала, потому что просто не знала, что можно и нужно говорить мужчине, в то время как он снял ботинки и начинает стаскивать штаны.
Она моргнула, на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла их, Келл сидел перед ней совершенно обнаженный, если не считать повязки на ноге.
Господи, как пламя камина играет с его телом, какие переменчивые блики бросает на него, придавая ему еще большую притягательность и таинственность. Как он хорош!..
Невольно она вновь бросила взгляд на его грудь, но тут же опустила его ниже, к его промежности, и… задержала дыхание…
Да, он был точно таким, как тот… Он пришел в эту комнату из ее сновидений, в которых она отдавала ему свою любовь, свое тело… Но любить призрак, фантом — это совсем не то, что отдаваться реальному человеку, до которого можно дотянуться, дотронуться…
Увидев, что он тоже не сводит с нее глаз, она опустила голову, но тут же опять подняла ее. Нет сил отвести взгляд от его пронзительных глаз, нанизывающих ее, словно бабочку на булавку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105