Когда он смотрел на нее так нежно, так пристально, девушке хотелось повернуться и убежать — ведь именно в такие моменты ее похититель был наиболее опасен.
Ты назовешь меня возлюбленным и ответишь на страсть страстью.
Расстроенная назойливыми воспоминаниями, Алисон вынудила себя говорить как можно суше:
— Но думаю, неверным тоже не позволено называться человеческими именами.
— Конечно, нет.
— Значит, я в твоих глазах пустое место. Так и знала.
— Вот в этом я сомневаюсь.
Подняв глаза, он окинул ее пристальным взглядом.
— Думаю, если бы мне выпало на долю дать тебе имя, я назвал бы тебя Темеллал. Это означает «красавица».
— Но я вовсе не красива!
Он как-то странно посмотрел на нее.
— Я правду говорю!
Глядя в испуганные серые глаза, Джафар понял: девушка действительно уверена в том, что его слова — пустая лесть. Но он сказал правду. Возможно, она не обладала классическими чертами лица, о которых бредят скульпторы, кому-то казалась миловидной или смазливой мордашкой, так ценимой англичанами. В Алисон чувствовались огонь и бурлящая энергия, трепетность и гордость, которые делали ее неотразимой. Такой сильный дух — большая редкость, ценимая им в женщинах, хотя многие соотечественники, вероятно, не согласились бы с Джафаром.
Алисон неловко съежилась под его взглядом. Щеки вспыхнули от внезапно прихлынувшей крови.
— Но ты всегда называл меня Эхереш, — рассеянно заметила она. — Это берберское слово?
— Да, — еле заметно улыбнулся Джафар. — Конечно, при переводе значение немного теряется, однако можно сказать, что Эхереш — это «та, которая сопротивляется». Такое имя тоже прекрасно тебе подходит.
Беседа становилась, по мнению Алисон, немного интимной.
— Почему у тебя нет рабов? — поспешно спросила она, резко сменив тему.
— А что заставляет тебя так думать?
— Махмуд сказал.
— У Махмуда длинный язык.
— Разве это тайна?
— Нет.
На этот раз Джафар молчал очень долго, и Алисон поняла, что он вовсе не собирается ничего объяснять. Однако он, казалось, пребывал в хорошем настроении. Возможно, удастся убедить его ответить на другие вопросы, выяснить, почему ее похитили и что намереваются с ней делать.
— Если не хочешь говорить об этом, — продолжала она, — то можешь хотя бы сказать, как долго намереваешься держать меня здесь?
— Это зависит не от меня.
— А от кого же?
— От того, когда твой жених придет за тобой.
Сбитая с толку, девушка не нашлась, что ответить.
— Надеюсь, полковник начал розыски, — бесстрастно бросил Джафар.
— Откуда тебе знать, что собирается или не собирается делать Эрве?
Джафар пожал плечами.
— У меня есть шпионы во французском правительстве. Я достаточно хорошо плачу им, чтобы они сообщали о всех передвижениях полковника.
Шпионы? Так вот почему ему с такой легкостью удалось похитить Алисон! Неприятно-тошнотное чувство внезапно охватило девушку.
— Но… но чего ты хочешь от меня?
— Я уже сказал — всего-навсего твоего присутствия.
— Но зачем? Что даст тебе мое присутствие?
Он снова замолчал, так надолго, что Алисон подумала, будто не дождется ответа. Но тут раздался его голос, спокойный, смертельно-зловещий.
— Это позволит нашим войскам встретиться с французской армией на поле боя.
Алисон задрожала от страха. Неужели он хочет именно этого? Битвы с французами? И тут она вспомнила слова Джафара, когда тот похитил ее:
— Я искренне надеюсь, что французская армия придет за тобой, особенно наш добрый полковник.
Неужели он замышляет заманить французов в ловушку? Если так, то приманкой служит она. Господи Боже…
Алисон открыла рот, но слова застряли в пересохшем горле. Лишь через несколько невыносимо длинных минут она смогла вынудить себя ответить:
— Хочешь использовать меня, чтобы вовлечь французов в сражение?
— Угадала.
Но бой, без сомнения, окажется несправедливым. Свирепый берберский военачальник наверняка будет иметь гораздо больше преимуществ! На поле останутся бесчисленные трупы, и все по ее вине !
При одной мысли об этом по телу поползли ледяные мурашки озноба.
— Но это омерзительно, гнусно, — хрипло пробормотала Алисон. — Так поступают лишь трусы. Только они используют женщину, чтобы привести в исполнение предательские замыслы.
Джафар молча продолжал чистить коня.
— Но что ты сделаешь, когда во мне отпадет необходимость? Убьешь? Продашь в рабство?
Руки Джафара замерли. Сузив глаза, он почти презрительно ответил:
— Верну тебя дяде. В отличие от вас, французов, мы не воюем с женщинами и детьми.
Неужели?! Алисон пренебрежительно, недоверчиво расхохоталась.
— Как же ты объяснишь это похищение?
— Но тебе не сделали зла. У тебя нет никаких причин жаловаться на дурное обращение, — ответил он с видимой небрежностью, хотя в тоне слышались резкие нотки. — Тебя не били, не пытали и не насиловали.
Ей хотелось протестовать, крикнуть ему:
— Ты целовал меня! Оскорбил своими ласками! Обещал взять мою девственность! Угрожал заставить откликаться на твою страсть, хотеть тебя!
Да, он действительно ничего ей не сделал, но угрозы и дерзкие обещания обольстить ее лишали равновесия куда больше, чем любые мучения. И теперь, проникнув в его замыслы, Алисон смертельно боялась, что Джафару удастся их осуществить.
— А как насчет твоего султана, Абдель Кадера? — дрожащим голосом осведомилась девушка. — Неужели он одобрит подобные варварские поступки, зная, что ты использовал невинных пленников как приманку, чтобы заманить людей в капкан?!
— Абдель Кадер глубоко сочувствует пленникам-христианам, особенно женщинам. Ему не доставляет радости знать, что они могут стать жертвами священной войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135