— Я не собираюсь обсуждать эту тему. — Она выпрямилась, вздернула подбородок. Она прошла слишком большой путь в буквальном и в переносном смысле, чтобы позволить мужчине помыкать собой. Кем бы он ни был. — И не намерена выслушивать от тебя циничные упреки.
Паша покачал головой, отказываясь верить услышанному.
— Невероятно. Сначала удобная потеря памяти, а теперь что? Праведный гнев? — Его голос дрогнул. — Немедленно отправляйся в ванну.
— Раз уж ты меня спас, спасибо, — произнесла она, кипя от гнева, — но я тебе не принадлежу. Я никому не принадлежу.
— Хуссейн Джеритл обладал каждым дюймом вашего тела, леди Гросвенор, — прорычал он. — У тебя, случайно, не образовались мозоли от этого огромного золотого члена, которым он тебя таранил?
— Замолчи! — воскликнула она испуганно, залившись краской стыда при виде картины, возникшей в ее воображении. Сделав глубокий вдох, чтобы взять себя в руки, она заговорила. Голос ее слегка дрожал. — Мне неведомо, что делал или не делал Хуссейн. — Ей потребовалось сделать еще один глубокий вдох, чтобы больше не думать о тех мерзостных вещах, которые могли над ней учинять. — Но я счастлива, что осталась в живых, и весьма сожалею, если задета твоя мужская честь. Я не принимала участия в том, что происходило. Видимо, отключилась. — Костяшки на пальцах, сжимавших у горла простыню, побелели. — Я вообще ничего не помню. И если речь идет о каком-то золотом приспособлении или еще о чем-то, что вызывает твое неудовольствие, то вот что я тебе скажу, — произнесла она, наклонившись вперед и понизив голос до шепота: — Засунь себе свое негодование в одно место. Плевать я на него хотела!
— Но мне не все равно, — простонал Паша.
— Твои проблемы, — отчеканила она ледяным тоном.
— Скорее твои, — буркнул он.
— Ты мне угрожаешь?
— Просто хочу объяснить свои чувства.
— В таком случае позволь мне объяснить, что я чувствую. Можешь пойти и удавиться.
— У меня есть альтернатива, — зло произнес он.
— Надеюсь, меня она не касается.
— Прошу прощения.
Паша аккуратно поставил порожнюю бутылку вниз, после чего проделал то же самое с остальными.
— Что ты делаешь? — Трикси гневно уставилась на него. Он вскинул взгляд.
— Убираю бутылки под стул.
— Зачем? — Она подозрительно смотрела на него, готовая в любую минуту ринуться в атаку.
— Люблю порядок. — Паша поднялся. Слабая улыбка на его губах свидетельствовала о том, что он задумал недоброе. — И опять же я не хочу, чтобы ты порезала о стекло ноги. — Он стоял посреди комнаты, все еще в сапогах и в одежде, запятнанной кровью в результате устроенной в шатре Хуссейна резни. Его глаза горели яростью. — Твоя ванна остывает.
— Высокомерный ублюдок. Я не собираюсь мыться. Она предусмотрительно перебралась в дальний угол кровати.
— Я тебе помогу, — сказал он, пропустив мимо ушей ее слова.
— Лучше не приближайся.
— Это всего лишь ванна, а не гильотина.
— Тогда отстань.
— Я бы с радостью, но не могу преодолеть отвращения и трахнуть женщину, если она не смыла с себя следы связи с предыдущим мужчиной.
— А после ванны я стану чистой? — осведомилась она надменно.
— Физически чистой. Давай не будем строить иллюзий.
— Ты лицемер, — выпалила Трикси. — Как будто за тобой нет моральной вины.
— Мы уходим от темы, дорогая, — бархатным тоном произнес он. — Я прошу тебя принять ванну, чтобы потом трахнуть.
— Как романтично. Интересно, многого ли ты добиваешься, когда ведешь себя подобным образом?
— Лучше расскажи, как обольщаешь турецких генералов, — парировал он язвительно и двинулся к ней.
— Не смей ко мне прикасаться.
Трикси не следовало этого говорить после того, что он видел в шатре Хуссейна Джеритла.
— Прикасаться, наверное, не совсем точное слово. Я буду тебя лапать, где захочу и сколько захочу, — прошипел он с угрозой в голосе.
Прижавшись спиной к изголовью, Трикси прикинула расстояние до двери и, как только он приблизился к ней и протянул руку, спрыгнула с кровати. Она почти достигла двери, когда его пальцы клещами впились ей в предплечье.
— Не будь дурой, не пытайся снова сбежать, — вкрадчиво произнес он. — Я просто хочу тебя трахнуть.
— Ты ничем не лучше Хуссейна.
— Хуссейна больше нет. — Он до боли стиснул ее руку. — У Макриянниса в седельной сумке лежит его голова.
— Голова? — Трикси в шоке округлила глаза. Паша навис над ней.
— Выбора не было.
— Боже мой, — прошептала она.
— Если тебе жалко Хуссейна, представь себе, что он умер счастливым — лежа на тебе.
— Ты злой, — с горечью бросила Трикси.
— Я спас тебе жизнь.
Она закрыла глаза. Реальность жестоко вторглась в ее сознание. В свете таких глобальных понятий, как жизнь и смерть, ее придирки и упреки казались смехотворными. Чтобы спасти ее, Паша проник в самое сердце вражеской армии, рискуя собственной головой.
— Что я должна сделать? — спросила она с легким вздохом, не в силах отличать добро от зла, хорошее от плохого, спасение от мести.
— Помыться.
— Отлично.
Стряхнув с себя его руку, Трикси направилась к ванне. В наступившей тишине комната наполнилась звуками летней ночи и ароматом олеандра, проникавшим снаружи. У видавшей виды медной ванны Трикси остановилась, сбросила с себя простыню и, переступив через нее, шагнула в воду.
Паша на мгновение забыл, что находится в горах Морей, всего в нескольких минутах, точнее, секундах от войны. Представшие перед ним роскошные формы женщины словно остановили бег времени, и он затаил дыхание. Глядя на нее, он почувствовал, как к горлу подступила черная желчь ненависти к Хуссейну Джеритлу.
Паша сжал кулаки, задыхаясь от ревности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97