Брендан рассмеялся таким громким смехом, что стая грачей испуганно взлетела вверх.
– Или, – задумчиво продолжала Генриетта, – она хотела, чтобы мы не смогли догнать ее и Бонневиля.
Брендан и Генриетта обменялись понимающими взглядами. Генриетта вдруг подумала, что если они с Бренданом проведут много лет вместе, то им в конце концов не придется вообще разговаривать, чтобы понимать друг друга. От этой мысли ей стало так хорошо и тепло, как никогда прежде.
Вскоре они добрались до небольшого ручья, воды которого с веселым журчанием перекатывались по округлым коричневым камням. Лошади остановились, отказываясь пересекать эту преграду.
– Ничего не выйдет, – объявил Брендан и, спрыгнув на землю, привязал свою лошадь к дереву. Затем он помог Генриетте спешиться, при этом все время смотрел ей прямо в глаза. Сердце Генриетты трепетало, как пойманная птичка.
Пока Брендан привязывал ее лошадь, она присела у ручья на влажный ковер из изумрудного мха. Ее переполняло необычное чувство. «Что бы это значило?» – размышляла Генриетта, поигрывая камушком в руке. Чем бы это ни было, ей это нравилось.
Брендан сел рядом, опершись на локти и откинув голову назад. Он устремил взгляд на колышущиеся кроны деревьев.
Счастье! Вот что чувствовала Генриетта. Счастье и любовь! В этот момент ей больше ничего не хотелось, кроме как сидеть вот так рядом с Бренданом.
– Брендан, – проговорила она тихо, – я пыталась найти тебя после дуэли. Баклуорт поступил просто ужасно. – Генриетта повернулась к Брендану лицом. – С тобой все в порядке? Я имею в виду твой бок.
Брендан поднял голову и посмотрел Генриетте в глаза:
– Ты видела?
– Да, и я хотела... – Генриетта осеклась. Это прозвучит глупо. Она уже воображала себя у его постели, омывающей его раны, бормочущей слова утешения. Но Брендан выглядел совершенно здоровым и не нуждался ни в чьем участии.
– Всего лишь царапина, – сказал он, – Не надо даже зашивать.
Генриетта устремила взгляд на шрам на щеке Брендана. В зеленоватом свете, царящем здесь, в лесу, казалось, будто они находятся в подводном царстве.
– Хочешь, я расскажу, откуда у меня это? – Брендан указал себе на щеку. – Я никогда никому не рассказывал, но тебе расскажу. Приготовься. Это и вправду страшная история.
Генриетта придвинулась ближе, мысленно недоумевая, почему в голосе Брендана слышится радость.
– Это произошло, когда мне было всего восемь лет. Уиллу было около одиннадцати или двенадцати. Мы тогда на целый день убежали из замка и бродили по поместью, играя в пиратов.
– Это произошло, когда ты был ребенком? – спросила Генриетта. – Все считают, что ты получил этот шрам в битве.
– Но так и было. – Брендан сделал серьезное лицо и продолжил: – Уилл был старше меня, но значительно мельче, к тому же он часто болел. Не было ни одной детской болезни, которой бы он не переболел, бедняга. Его... наша мать всегда его защищала, потому что волновалась, что из-за малейшего пустяка он может опять слечь в постель. Так что мы наслаждались своей свободой, зная, что продлится это недолго. В тот день мы остановились в лесу у ручья. – Брендан взглянул на ручей, и его взгляд затуманился воспоминаниями. – Берег был очень крутой и на несколько футов возвышался над каменистым пляжем. Мы сделали шпаги из дерева, эфесы сплели из травы. Казалось, мы провели там несколько часов, мастеря и затачивая их. Это было настоящее чудо, по крайней мере для нас. А потом мы начали великую битву, прямо там, на небольшой поляне у ручья. В пылу битвы не заметили, что Уилл дошел почти до самого края обрыва. Можешь представить себе мой ужас, когда я увидел, что брат вот-вот шагнет с обрыва и упадет на камни внизу. Все произошло слишком быстро, я имею в виду то, что я заметил, что Уилл вот-вот упадет. Я, отбросив свою шпагу, сделал выпад вперед и напоролся на его шпагу щекой.
– Совсем как Баклуорт, – заметила Генриетта. Брендан криво усмехнулся:
– Точно. Когда Уилл увидел, что он сделал, то начал терять сознание. Я обхватил его, и мы оба рухнули на землю. Мы лежали там какое-то время, все в крови и грязи, а потом стали истерично смеяться.
– Твои родители рассердились, когда увидели вас? – Брендан хмыкнул:
– Не то слово. Папа выпорол меня за то, что я подверг Уилла опасности. А затем меня послали на конюшню, чтобы грум зашил мне щеку.
– Грум? – ужаснулась Генриетта. Брендан рассмеялся:
– Поверь, ты бы предпочла, чтобы твоими ранами занимался Тимоти О'Грэди, чем старый пьяница, живущий в деревне, которого называли доктором. И посмотри, шрам очень аккуратный.
– Расскажи мне о своем детстве, – попросила Генриетта. Брендан убрал упавшую на лоб прядь.
– Это была странная смесь любви и ненависти. Я всегда чувствовал, что не такой, как Уилл. Разумеется, никто не говорил мне об этом, кроме матери Уилли и Пейшенс. Отец жутко злился, когда мать Уилла, выпив достаточно вина и набравшись храбрости, называла меня ублюдком. – Брендан произнес это слово так просто, как будто это была всего-навсего шутка.
– Очень жестоко со стороны твоей матери называть тебя так.
Брендан как-то странно улыбнулся и вопросительно посмотрел на Генриетту.
– А ты разве не знала, что я ублюдок?
– Тот факт, что с тобой временами бывает трудно, не даст ей никакого права так тебя называть, – уклончиво ответила Генриетта и положила руку Брендану на плечо. Она почувствовала твердь его мощных мускулов, его тепло.
– Нет, я хочу сказать, что я действительно ублюдок, – криво усмехнулся Брендан.
– Ты... незаконнорожденный?
– Ты не слышала эту жуткую сплетню? Моя мать была дочерью сапожника.
Генриетта молча покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91