— Месье Дюран-Ру уехал договариваться о покупке работы Мане. — Он словно ожидал горячего отклика со стороны Эдварда, но тот лишь улыбнулся в ответ. — Но возможно, я сумею вам помочь? Я его сын.
— Возможно, сумеете. Видите ли, месье, я не покупатель, я вообще не знаток искусства. Но мне кажется, я все-таки способен понять, что вижу прекрасную работу, когда она попадается мне на глаза, и мне довелось наткнуться на великолепного художника, произведения которого мне хотелось бы вам показать.
Улыбка молодого Дюран-Ру увяла.
— В самом деле? И кто этот художник? Может быть, я уже знаком с ним?
— Это художница. Ее зовут Софи О'Нил.
Молодой человек вздернул брови:
— Женщина? Ирландка?
— Она американка.
— Ну, вряд ли это намного лучше. Наши клиенты предпочитают французских художников. Уверен, вам это известно.
— Вы совсем не продаете работы американцев?
— Почему же. Мы постоянно имеем дело с Томасом Экинсом и, конечно, с Мэри Кассатт. Сейчас у нас нет работ Кассатт, но Экинс есть. Viens avec moi, я вам покажу.
Эдвард, слегка смущенный, последовал за воодушевившимся молодым человеком через зал. Смущение Эдварда еще усилилось, когда он увидел большой портрет, настолько отличный от работ Софи, насколько это вообще возможно. Портрет был выполнен в предельно реалистичной манере и в очень темных тонах.
— И сколько он стоит? — спросил удивленный Эдвард.
— Пожалуй, мы сможем продать его за тысячу, поскольку у мистера Экинса уже есть имя.
— И он единственный американец, чьи работы вы здесь продаете?
— Время от времени мы покупаем и у других, но это, как правило, американцы, живущие за границей, как Мэри Кассатт. Много продается французских мастеров восемнадцатого века, начала девятнадцатого, и всегда есть спрос на голландцев семнадцатого века. Недавно стали покупать Гойю. — Видя недоумение Эдварда, молодой человек терпеливо пояснил: — Это испанский художник конца восемнадцатого — начала девятнадцатого столетия, он был до недавних пор почти неизвестен, пока наши крупнейшие клиенты мистер и миссис Хэйвмейер не открыли его и не захотели приобрести несколько его работ.
— Значит, это делают коллекционеры? Создают спрос на работы не известного до той поры художника? — Эдвард был изумлен и в то же время преисполнился надеждой.
— Только если они покупают сразу несколько работ одного мастера. Это, безусловно, сразу поднимает цену.
Эдвард был почти уверен, что, стоит работам Софи появиться в этой изысканной галерее, их сразу заметят крупнейшие коллекционеры.
— Вы уже дважды упомянули женское имя. Кто такая Мэри Кассатт?
— Она великая художница, а славу ей принесла тема матери и ребенка. Иногда ее ошибочно причисляют к импрессионистам, но, по правде говоря, у нее собственный стиль. Она американка, но давно, много лет живет и работает во Франции.
— Ее работы часто покупают?
— Да. — Жак Дюран-Ру улыбнулся. — Но так было не всегда, месье. Всего несколько лет назад ей приходилось бороться за место под солнцем, как и многим другим художникам из тех, что преуспевают сегодня.
— Вы зайдете посмотреть работы мисс О'Нил?
Дюран-Ру колебался.
— Ну что ж, дайте мне адрес ее мастерской. Если у меня найдется время — когда вернется отец, возможно, мы договоримся о встрече.
Эдвард понял, что молодой человек вовсе не намерен выполнить его просьбу.
— Она действительно очень своеобразная художница, — мягко сказал он, — уверяю вас.
Дюран-Ру, уже собравшийся оставить Эдварда, резко обернулся и увидел его напряженный взгляд.
— Вы ведь ничего не потеряете, месье Дюран-Ру, если придете, кроме разве что получаса вашего времени, а если я прав, вы можете многое выиграть.
— Хорошо. Запишите номер нашего телефона. Поговорите с художницей, а потом условимся о времени. Мне было бы удобнее зайти к ней утром.
Эдвард улыбнулся, и мужчины пожали друг другу руки. Но когда Деланца вышел из галереи, улыбка его растаяла. Он взглянул на часы. Через час ему нужно быть в резиденции Ральстонов. Он обещал Софи немного попозировать.
Юная художница дрожала от возбуждения, она просто не могла дождаться Эдварда. В мастерской все было подготовлено уже несколько часов назад. Софи придвинула стул к небольшому столу, покрытому белой льняной скатертью. Задним планом служило открытое окно, выходящее в сад. Украшенную ярким орнаментом вазу с букетом полевых цветов художница поместила в центре стола, среди изящных фарфоровых тарелок с золотыми ободками, хрустальных бокалов и серебра. Но Софи намеревалась еще не раз заглянуть к «Дельмонико», чтобы и убранство стола, и задний план написать как можно точнее.
Раздался стук, и Софи вздрогнула. Дверь приоткрылась, в щель просунулась седая голова миссис Мардок.
— Софи, к вам гость! — с сияющей улыбкой сообщила она.
Девушка понимала, что миссис Мардок и Дженсон принимают Эдварда за ее поклонника и что им это очень нравится. Она пыталась разубедить их, но ничего не вышло: экономка и дворецкий настаивали на том, что Эдвард влюблен в Софи. И она оставила все, как есть.
Сердце Софи подпрыгнуло. Эдвард должен был прийти лишь через час. Почему он явился слишком рано? Не волнуется ли он так же, как она сама, при мысли о совместной работе? Пригладив волосы и заправив за уши непослушные пряди, Софи весело произнесла:
— Проводите мистера Деланца сюда, пожалуйста.
— Это не мистер Деланца. К вам пришел другой джентльмен, Софи. — Миссис Мардок была в откровенном восторге. — Это мистер Генри Мартен, он в зеленой гостиной. Надеюсь, я не должна говорить ему, что вы нездоровы? — нахмурилась она.
Софи удивилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143