Энн, вне всякого сомнения, была здесь частой гостьей. Привозила ли она с собой свою подругу, Кейт Галлахер? Джил представила себе двух девушек в этой роскошной комнате, в окружении других гостей. Может, Кейт навещала подругу и после замужества Энн. Может, даже оставалась переночевать.
Они вошли в другую комнату, которую Люсинда назвала «обеденной», тоже большую, но раза в три меньше холла. На полу лежал розоватый ковер с узором из золотых и зеленых ромбов, стены были выкрашены в более светлый оттенок розового и отделаны бледно-зеленым, потолки тоже были бледно-зеленые и украшенные еще более красивыми фризами. На стенах висели картины, среди них много портретов.
У Джил закружилась голова. Люсинда сообщила о том, что в этой комнате члены семьи обычно завтракали.
— Это портреты членов семьи? — спросила Джил, едва шевеля губами.
— Нет-нет. Здесь висят портреты членов королевской фамилии — это Вильгельм и Мария, а это Георг IV. И более ранних графов. В таких домах было принято вешать портреты венценосных особ, чтобы придать собственной семье больше величия и благородства.
Джил была разочарована. Среди женских портретов она надеялась увидеть Энн. Наконец Джил посмотрела на Люсинду.
— Дорогая, вы что-то ищете? Хотите увидеть что-то конкретно?
Джил облизнула губы.
— Я надеялась найти портрет Энн, возможно, вместе с Эдвардом. А может, с ее американской подругой Кейт Галлахер.
Люсинда пристально посмотрела на нее.
— Идемте со мной в галерею. — Она быстро направилась вперед.
Они прошли через две роскошно убранные комнаты и оказались в широкой и очень длинной галерее. Французские окна вдоль одной из стен выходили на террасу, за которой раскинулся живописный сад. С потолка свисали огромные хрустальные люстры, по периметру комнаты стояли стулья с сиденьями, обитыми синим бархатом, а на стенах висели десятки картин. Люсинда, не останавливаясь, прошла по ковру мимо нескольких каминов с мраморными каминными полками. И наконец остановилась перед большой картиной.
Джил схватила Лорен за рукав. Перед ней было изображение пары, расположившейся на лугу для пикника. У ног мужчины сидела женщина, темноволосая, молодая, ни хорошенькая и ни дурнушка. Но глаза ее сияли.
— Это Энн, поправьте меня, если я ошибаюсь. — Джил охватил трепет, внезапно ей стало жарко.
— Да. — Люсинда подошла поближе. — Она была очень молода, не больше восемнадцати. Эта картина написана в первый год их супружества.
Джил присмотрелась. Энн, в милом белом платье с голубой отделкой, сидела на одеяле под большой цветущей вишней. На красном шерстяном одеяле стояли аксессуары пикника: плетеная корзина, бутылка вина, два бокала и несколько тарелок. Из корзины вывалились фрукты — яблоко, две груши, гроздь винограда. Рядом с юбкой Энн лежала открытая книга, а у ее ног, обутых в голубые туфли, расположился кокер-спаниель.
Позади Энн стоял высокий темноволосый мужчина, поразительно красивый, с аристократической внешностью и весьма жестким выражением лица. На нем были брюки для верховой езды, черные сапоги, белая сорочка и твидовая куртка. В руке он держал хлыст. Вокруг шеи был повязан галстук цвета бургундского вина. Взгляд его был мрачен, неподвижен, непреклонен. Он был красив, и от него исходила энергия. Это был аристократ до кончиков ногтей. Казалось, он рожден повелевать сотнями слуг, но не умеет улыбаться. Сидевшая у его ног Энн выглядела слишком юной и очень хрупкой.
— А это — Эдвард.
— Да.
— Они составляли удивительную пару, — вслух подумала Джил. — Энн так молода.
— Тогда многие выходили замуж в таком возрасте, — объяснила Люсинда. — Этот союз считался выдающимся. Эдвард Шелдон был самым завидным женихом своего времени, а Энн, разумеется, была богатой наследницей. Весь Лондон только и говорил об этом браке, и не зря.
Лорен тоже рассматривала картину.
— Я много раз видела ее, но сегодня смотрю как в первый раз. — Она не улыбнулась, и Джил показалось, что ее голос звучит напряженно. — Я не знала его. Эдвард умер очень давно. Перед началом Второй мировой войны, кажется.
— А когда умерла Энн? — спросила Джил.
— Мне было девять лет, когда она умерла, — ответила Лорен.
— Она дожила до почтенного возраста — восьмидесяти пяти лет, — пояснила Люсинда. — Внезапно заболела и умерла во сне в 1975 году. Я очень хорошо помню ее похороны.
Джил обратилась к Лорен:
— Вы, наверное, многое помните о ней?
— Не слишком. Она была очень резкой и очень занятой. Мы обходили ее стороной. Мы все боялись Энн.
Удивленная, Джил снова посмотрела на юную женщину у ног Эдварда. Глаза Энн сияли любовью.
— Она очень хрупкая.
Лорен промолчала.
— Энн когда-нибудь говорила о Кейт? — Джил понимала, что бьет наугад.
— Что я помню, — ответила Лорен, — так это как мы играли здесь в детстве. — Она улыбнулась, глаза ее увлажнились. — Мальчишки часто не принимали меня в свои игры. Мне было тогда пять или шесть лет. Помню, они придумали свой язык — произносили слова задом наперед, а у меня так ловко не получалось, и я злилась. — Комок встал у нее в горле.
— Ну, будет, будет. — Люсинда похлопала ее по спине.
— Да нет, ничего, — покачала головой Лорен. — Просто это было так давно, я все забыла, а тут вдруг вспомнила с такой ясностью.
— Как по-вашему, где был написан этот портрет? — обратилась Джил к Люсинде.
— Его писали в Стэнсморе, — ответила Люсинда. — В загородном доме семьи.
— На севере Йоркшира, — добавила Лорен. — Когда-то это было обширное поместье. Сейчас оно запущено. Но иногда мы бываем там летом.
— Хэл говорил, что ребенком проводил почти каждое лето в Йоркшире, — сказала Джил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100