– Нет, я собираюсь в Калифорнию.
– В Калифорнию? Это из-за твоего деда?
– Да, он умер. Наконец-то.
Сара машинально взяла его руку в свои и крепко сжала.
– Поверь, мне очень жаль. Ты говорил, что он болен…
– Я также говорил тебе, что не надо меня жалеть.
Она поглядела на него с любопытством.
– Да, верно, говорил. А его пожалеть можно?
– Бога ради. Я и сам стал к нему лучше относиться, с тех пор как он отдал концы.
Его развязный тон ее не обманул.
– Хотела бы я знать, что он тебе сделал, – тихо сказала Сара.
– Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу.
Сара опустила глаза. Ее внезапно пронзила острая тоска.
– Да, может быть, когда-нибудь.
Нет, он ей никогда не расскажет: у него случая не будет. Она не могла себе позволить близких, доверительных отношений с Алексом. Все, чего она от него хотела, было под запретом; все, что она сама могла бы ему дать, – тоже. За прошедшие годы самоотречение стало для нее не просто привычным делом, а прямо-таки образом жизни, но никогда раньше ее стойкость не подвергалась столь тяжкому испытанию. Это было невыносимо.
– Сара…
Он прижал ее стиснутые руки к своей груди. Ее печаль привела его в отчаяние.
– О! Извините.
Сара отдернула руки и поспешно отступила назад, подальше от него. У подножия лестницы, застыв неподвижно, как статуя, прямо посредине между изрыгающими огонь змеиными глотками, стояла Наташа. Что выражает загадочный взгляд ее непроницаемо черных цыганских глаз, понять было невозможно.
– Мистер Макуэйд, не так ли? Как это мило. Рада видеть вас снова.
Алексу хотелось дать легкомысленный, любезный, ни к чему не обязывающий ответ, чтобы хоть как-то разрядить обстановку мучительного замешательства, но никак не мог вспомнить иностранную фамилию этой чертовой девки и ограничился тем, что отвесил ей поклон, что-то невнятно бормоча себе под нос. Она с медлительной важностью наклонила голову в ответ и неторопливо удалилась по скудно освещенному коридору в гостиную.
Сара тотчас же повернулась к нему спиной и отошла в другой конец холла. В зеркале у нее над головой Алекс увидел отражение ее лица, ставшего смертельно бледным. Он подошел к ней, но прикоснуться не посмел: именно прикосновение привело к только что разразившейся катастрофе.
– Сара? Сара, прости меня, это я во всем виноват. Что все это значит? Что теперь будет?
Она резко повернулась. Пятна краски выступили на ее бледных щеках подобно следам от пощечин.
– Я не знаю! Ведь ничего же не было! О Алекс, ради всего святого, уходи.
Он покорно повернулся, собираясь уходить, но Сара схватила его за руку.
– Прости, я сама не знаю, что говорю!
– Что теперь будет? – повторил Алекс. – Она ведь ничего не скажет, верно? Она… не расскажет Бену?
– Нет… нет. Да и что она могла бы сказать? Рассказывать нечего.
– С тобой ничего не случится?
– Нет, конечно.
Алекс скрипнул зубами в бессильной злости.
– Я могу отложить свою поездку. Мне вовсе не обязательно…
– Не говори глупости. Разумеется, ты должен ехать! – Привычная маска самообладания опустилась на лицо Сары с такой легкостью, что Алексу захотелось встряхнуть ее хорошенько.
– Позволь мне тебе написать.
– Нет.
– Сара…
– Нет, и мы больше не сможем увидеться. А теперь тебе лучше уйти. Алекс, неужели ты не понимаешь?
– Сара, это не…
– Прошу тебя, если я хоть чуточку тебе дорога…
– Ну хорошо.
Все равно говорить больше было не о чем. Алекс открыл дверь, но, обернувшись, увидел, что маска соскользнула: на один мимолетный миг во взгляде Сары ему открылась вся ее отчаянная и безнадежная нежность. На этот раз (такого с ним раньше не бывало) он сказал именно то, что думал, и притом в тот самый момент, когда мысль пришла ему в голову:
– Я люблю тебя.
Глаза Сары потемнели от горя. Его правдивые слова, выражавшие самое искреннее чувство, в мгновение ока превратились в оружие, разящее в самое сердце. Алекс понял, что, сам того не желая, нанес ей сокрушительный удар. Он не мог этого вынести и закрыл за собой дверь, чтобы не видеть ее помертвевшего лица.
Сара еще долго стояла в холле, бессмысленно уставившись на разводы древесных волокон на резной дубовой двери и прислушиваясь к тихому шипению газовых горелок. Наконец она повернулась кругом с мыслью, что надо бы подняться наверх, но ноги у нее подкосились, и она опустилась на канапе рядом со своими покупками. Благословенный обморок продолжался недолго – вскоре Сара ощутила, как жгучие слезы наворачиваются ей на глаза, и вслепую нашарила платок.
«Разбитое сердце» – вот как это называется. Она чувствовала себя разбитой. Разорванной пополам. Алекс вскрыл все затянувшиеся рубцами старые раны, о которых она не вспоминала годами. Теперь они начали кровоточить. Ну почему, почему он не хочет оставить ее в покое?
Нельзя оставаться здесь, где любой из слуг, проходящих мимо, может ее увидеть. Ей надо встать, сделать вид, что ничего не случилось. Больше всего Сара хотела укрыться в собственной комнате и побыть в одиночестве, но ей необходимо было показаться на людях прямо сейчас, чего бы это ни стоило.
Она поднялась и подошла к зеркалу. И тихонько ахнула, увидев свое отражение. От ужаса у нее вспотели ладони. Как она сможет это объяснить? Может, все-таки лучше спрятаться, подняться наверх и заползти в свою нору? Нет. Более сильный инстинкт подсказывал ей, что надо показаться на глаза Бену именно сейчас, не откладывая.
Сара опять пустила в ход насквозь промокший носовой платок. Румяна ей не нужны – щеки и без того горят. Она сделала несколько глубоких вздохов, расправила плечи и попыталась придать лицу спокойное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113