Наконец она повернулась и спросила прямо:
– Как ты намерен жить дальше?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты останешься на ночь?
Лицо его было непроницаемым.
– Останусь ли на ночь? – Коннор явно тянул с ответом.
– Ну да. Я не знаю твоих планов, – кивнула Софи, стараясь всеми силами скрыть снедавшее ее волнение. – Относительно всего. Настоящий ли это брак? Останешься ли ты? Или уедешь? – Она перевела дыхание и чуть ли не с мольбой попросила:
– Пожалуйста, давай не будем сегодня ссориться, Коннор. – Она первый раз произнесла его имя без тени сарказма, а скорее застенчиво. – Моя домоправительница спит внизу. Я бы хотела, чтобы наши разногласия остались между нами, если это возможно.
Он осторожно поставил бокал на низенький столик.
– Мне самому не хочется ссориться сегодня. Ты хочешь знать, каковы мои планы. Удивлен, что ты не заметила в коляске мой чемодан. Думаю, за остальными вещами можно будет послать позже. Да их не так и много.
– Позже? Значит, ты остаешься? Со мной?
– Если ты не против. Мне кажется, так обычно и происходит, когда люди женятся.
Софи отвела глаза. Последнее время она сама не всегда могла разобраться в своих чувствах – из-за беременности, полагала она. Софи вдруг расплакалась, сама не зная почему. Она слышала, как Коннор подошел к ней, и ощутила на плечах его осторожные руки.
– Почему ты плачешь?
– Не знаю.
– Ты хочешь, чтобы я уехал?
– Нет. Не понимаю, что со мной происходит. Но я не хочу, чтобы ты уезжал. – Его руки скользнули вниз и сжали – так до боли знакомо – ее ладони. В какое-то мгновение она почувствовала, что сейчас может произойти все, что угодно. Но Коннор вдруг выпустил ее руки и поспешно отошел.
– Уже поздно.
Софи повернулась к нему.
– Да. Ты, должно быть, устал с дороги. – Ею вновь овладело беспокойство. На сей раз она не спрашивала, но сказала просто:
– Можешь лечь в кабинете отца, там все приготовлено.
– Спасибо. Я знаю, где он находится, так что не надо меня провожать, поднимайся к себе. У тебя был трудный день. А я немного посижу здесь, внизу, если ты не возражаешь.
Она не сводила с него глаз. Все было так, как она хотела, откуда же эти чувства разочарования и неловкости?
– Покойной ночи.
– Покойной ночи.
В дверях она остановилась.
– Коннор!
– Да?
Она беспомощно улыбнулась.
– Благодарю тебя.
– За то, что поступаю порядочно?
Она промолчала. Кон поднял бокал, приветствуя ее, и снова она не могла понять, над кем он смеется, над ней или над собой. В целом, говорила она себе, поднимаясь по лестнице, все прошло хорошо. Более того, замечательно. Она с трудом преодолевала ступеньки, словно туфельки ее были отлиты из чистого свинца. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной.
* * *
Уик-хауз, претенциозный, в тюдоровском стиле, особняк Вэнстоунов на городской площади, был окружен кованой железной оградой, отделявшей его крохотный, отлично ухоженный садик от булыжной мостовой, а сам особняк – от прохожих, не редких на Главной улице. Исключая Линтон-грейт-холл, это был самый внушительный особняк в округе, и Коннор никогда не думал, что будет когда-нибудь шагать по аккуратной дорожке к его парадному крыльцу, тем более под руку с Софи Дин – отныне Софи Пендарвис, именно так. Этим утром, пока в комнате не было домоправительницы и служанки, под всяческими предлогами норовивших зайти в столовую поглазеть на него, Софи сказала как бы вскользь, что было бы лучше сразу объявить об их женитьбе ее родственникам, пока их не опередил кто-нибудь другой, и с притворной небрежностью поинтересовалась, не трудно ли ему будет сопровождать ее к дяде примерно через час. «Разумеется, не трудно», – солгал Кон, и наградой ему было ее видимое облегчение и скрываемая, но тем не менее явная благодарность. Ему было безразлично, что всякое проявление порядочности или элементарной цивилизованности с его стороны все еще являлось откровением для нее.
Софи постучала в крашенную черной краской дверь и отступила на шаг – плечи развернуты, подбородок гордо поднят – ну точно еретик, бросающий вызов суду инквизиции. Она намеренно оделась так, чтобы выглядеть и торжественно, и скромно простое платье из голубовато-серого шелка с широкими белыми манжетами, что заставило Коннора вспомнить строгий облик пуритан. Однако Софи не смогла удержаться и не дополнить свой наряд пестрой шалью с бахромой и шляпой, лихо надвинутой на один глаз. Что до Коннора, то на нем была все та же, что и вчера в церкви, темно-синяя пара, которую он приобрел на остатки своих ничтожных сбережений. Галстук пришлось позаимствовать у Джека, как и деньги на поезд и наемную коляску. Что сказала бы молодая жена, узнав, что все его состояние не достигает и двадцати четырех шиллингов?
Никто не отозвался на стук, и Софи постучала снова, уже громче, и мрачно улыбнулась Коннору. Она была прекрасна, прекрасна, как всегда, но вид у нее был усталый словно этой ночью она спала так же мало, как и он. А он долгие часы ворочался без сна, думая о ней, чья комната находилась через холл от его. Коннор терзал себя мыслями о том, что будет с ними. Думал об их ребенке. Будущее представлялось ему погруженным в густой туман, сквозь который он ничего не мог разглядеть.
Наконец внутри послышался шорох, и дверь открыли.
– Доброе утро, Фэй! – приветливо поздоровалась Софи с девушкой в форменном платье, которая, увидев их, присела в реверансе. – Дядя дома?
– Да, мэм, он в своем кабинете. Мне доложить?
– Нет-нет, хочу сделать ему сюрприз. Мы пройдем прямо к нему.
Она взяла Коннора за руку – он ощутил испарину на ее ладони и понял, как она волнуется, – и повела вокруг нарядной лестницы по длинному коридору в глубь дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123