- Что вы тут делаете? - раздался за моей спиной неожиданный вопрос.
Я обернулся. В двух шагах от меня стоял молодой парень среднего
роста, плохо выбритый, одетый в синие джинсы и черную куртку из
искусственной кожи. На его плече висел трехлинейный карабин образца 1944
года с неотъемным игольчатым штыком, который сейчас был повернут в
безопасное положение. Судя по всему, парень был вохровцем [ВОХР -
военизированная охрана], возвращающимся с ночного дежурства в
административном крыле главного корпуса, где располагались бухгалтерия и
кассы института. На лице его был написан живой интерес и только. Никакой
враждебности или настороженности. Карабин также не был приведен в боевую
готовность. Учитывая все это, я решил воздержаться от применения крутых
мер.
- Вот, нашел свой флакон с реактивом. Вчера вечером убирал на столе,
поставил его на окно, а он свалился вниз. Было уже темно, и я решил
отложить поиски на утро. Кто его ночью возьмет... Слава Богу, не разбился,
а то вони было бы много.
- Вы здорово испачкались.
Он подошел ближе и начал услужливо отряхивать мой плащ, на который
налипла уже засохшая земля. Юному, неискушенному охраннику не показалось
странным это обстоятельство. Я старался повернуться так, чтобы он не
заметил, что на мне надет не только плащ и пиджак, но и бронежилет -
несколько необычная часть одежды для рядового сотрудника лаборатории,
вышедшего на трудовую вахту.
- Привет, Миша!
К нам приблизился пожилой человек невысокого роста, пышная седая
шевелюра которого напомнила мне популярного некогда поэта Степана
Щипачева.
- Здравствуйте, Валентин Николаевич, - ответил мой новый знакомый. -
Что так рано?
- А, дела, все дела. Опять труба потекла в энергокрыле, а слесаря с
вечера нет дома. Разболтались все, не хотят работать, а я что могу? Самому
что ли лезть в подвал, чинить трубу? А это кто?
- Да, уронил вот человек какой-то препарат из окна и искал его.
- А зачем кусты ломать? Нельзя было аккуратнее? Люди стараются,
садят, ухаживают за ними, чтобы было красиво, а вы тут все потоптали,
поломали! Безобразие!
Его большеносая, с сердито сжатым в куриную гузку ртом физиономия
начала наливаться кровью в приступе начальственного гнева.
Не знаю, как дальше развивались бы события, возможно, мне пришлось бы
шествовать под конвоем вохровца в местное отделение милиции или нарушать
свое инкогнито и показывать сердитому блюстителю зеленых насаждений
служебное удостоверение, но на мое счастье на третьем этаже над нами вдруг
открылось окно, и кто-то, вероятно, уборщица, выплеснул ведро грязной воды
прямо нам под ноги. Седовласый переключил свое внимание на нового
нарушителя, а я поспешно ретировался, не прощаясь, по-английски.
Домой я приехал, когда уже совсем рассвело. Окна моей квартиры
выходили на восток, и яркое солнце заливало светом всю комнату,
пронизывало лучами флакон, стоящий на письменном столе. Я принес из кухни
эмалированный тазик и посудное полотенце, расстелил на столе лист белой
бумаги и принялся за дело.
Притертая стеклянная пробка флакона долго не поддавалась моим
усилиям. Наконец, опасаясь, что я отломаю ее круглую головку, я слегка
нагрел горлышко флакона язычком пламени газовой зажигалки, которая всегда
была у меня в кармане вместе с пачкой сигарет, несмотря на то, что я не
курю. После этого пробка провернулась, и я вытащил ее. Жидкость во флаконе
оказалась не водой.
Она имела странный сладковатый запах, незнакомый мне, но приятный.
Осторожно наклонив флакон над тазиком, я начал сливать ее. Жидкость текла
не так, как вода или спирт, а немного замедленно, казалось, это какой-то
густой, совершенно бесцветный и прозрачный сироп, правда, не тягучий,
капли отрывались, не оставляя за собой длинной нити-хвостика, как это
бывает с расплавленной смолой или густым клеем.
И вот, когда флакон почти опустел, над поверхностью жидкости, как
островок во время отлива, показалась какая-то выпуклость... Еще несколько
секунд, и на дне склянки остался лишь прозрачный камешек, величиной с
косточку персика и примерно такой же формы, остро поблескивающий гранями в
лучах утреннего солнца даже сквозь мутное стекло.
Я слил остатки жидкости и осторожно вытряхнул камешек на белый лист
бумаги.
Жидкость не смачивала грани алмаза, ее остатки впитались в бумагу,
образовав медленно расплывающееся темное пятно, напоминающее пятно от
масла или какого-нибудь жира, а сам камень остался совершенно чистым, на
нем не было ни одной капли. Я переложил его на сухое место, и вокруг
бриллианта задрожали радужные зайчики. Знаменитый "Суассон" предстал,
наконец, предо мной во всей своей красе, не отягощенный ни замысловатой
оправой, ни обрамлением из более мелких самоцветов. Он действительно был
очень красив.
Итак, разъяснилась последняя загадка, заданная мне Виктором
Богдановичем. Чтобы укрыть бриллиант от случайного нескромного взора,
хитроумный профессор поместил его в специально составленную жидкость,
показатель преломления которой был почти таким же, как у алмаза, то есть
2,417. Погруженный в нее "Суассон" как бы "растворился", стал
камнем-невидимкой, а сам сосуд казался пустым или наполненным водой, что
едва не ввело меня в заблуждение, и я выбросил его, как опорожненную
бутылку из-под пива, хотя эта "бутылка" стоила десять миллионов долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88