его язык проник внутрь, и Эмили вздрогнула, опьяненная неистовой и нежной лаской. Закрыв глаза, она обвила руками шею Трэвиса и прильнула к нему. Где-то в глубине сознания вспыхнула мысль, что надо немедленно вырваться из его объятий. «Да-да, я непременно это сделаю, вот только отвечу на его поцелуй», — подумала Эмили и тут же забыла обо всем на свете. Для нее перестало существовать все, кроме восхитительного ощущения его сильного тела, сладостной ласки его губ и языка. У Эмили кружилась голова, она словно растворилась в этом бесконечном поцелуе. Сердце ее билось как бешеное, по жилам разлилось блаженное тепло… Ей казалось, что сейчас она упадет без чувств…
Боже, умеет же он целоваться!
Трэвис сам не понимал, почему ему вдруг неудержимо захотелось поцеловать ее. Может быть, молчаливый призыв, который он прочитал в глазах Эмили и перед которым невозможно было устоять? А вдруг он ошибся и ничего подобного ей и в голову не приходило? Но как бы там ни было, Трэвис не стал бороться с этим желанием, от которого все равно не смог бы избавиться. Однако молодой человек не собирался допускать, чтобы охватившая его страсть взяла верх над здравым смыслом, и, как только почувствовал, что нарастает другое желание, тут же оторвался от губ девушки. Черт побери, до чего же соблазнительна эта Эмили Финнеган!
Она тоже отпрянула от него. Несколько секунд лицо ее сохраняло мечтательное выражение, но затем Эмили быстро пришла в себя.
— Послушайте, Трэвис Клейборн, вы не можете целовать меня каждый раз, когда вам заблагорассудится, — пробормотала она.
Чтобы доказать, насколько Эмили не права, он снова наклонился и крепко поцеловал ее. Когда Трэвис поднял голову, Эмили удовлетворенно вздохнула.
— Ну вот… Это был последний поцелуй, который вы от меня получили, — запинаясь проговорила она, пытаясь придать своему голосу твердость. Заметив, что он вздрогнул и недоуменно взглянул на нее, девушка, уже более уверенно, добавила: — Я сказала совершенно серьезно. Вы никогда больше не должны меня целовать.
Она подкрепила свои слова хмурым взглядом.
— Но вы ответили на мои поцелуи! Ваши губы раскрылись, я ласкал их, я чувствовал ваш язык.
Эмили покраснела; сердце ее снова забилось, а тело охватил жар.
— Я просто старалась быть вежливой, — выпалила: она и покраснела еще гуще, осознав, насколько нелепо прозвучало это, с позволения сказать, оправдание.
Трэвис расхохотался:
— Ну вы даете, мисс Финнеган! Если б я в принципе хотел жениться, ох и задал бы я жару старине Рэндолфу!
Эмили уловила в его заявлении какую-то ошибку, но ей понадобилась целая минута, чтобы понять, в чем дело.
— Клиффорду. Клиффорду О'Тулу. Рэндолф — тот, кто женился на моей сестре.
— Ах да, правильно. Тот, который вас бросил.
— Вам обязательно употреблять именно это слово?
— Ну не надо обижаться.
Внезапно Трэвис услышал скрип двери сарая, неподалеку от которого они стояли. Кто-то открывал ее изнутри. И хотя сарай находился на довольно безопасном для них расстоянии, Трэвис все же резко шагнул в сторону, чтобы загородить Эмили со спины. Он не считал, что чересчур перестраховывается: Клейборн знал, как много разного сброда шатается во владениях Перкинсов. Некоторые обитают как животные в горах — сбиваясь в банды, жестокие, не признающие никаких человеческих законов.
Но Трэвис успокоился, увидев мужчину, который перешагнул через порог и с важным видом направился к ним. Джек Хэнрахэн, по прозвищу Одноглазый Джек. Вид у него был еще тот: косматые рыжеватые волосы, не мытые несколько лет, угрюмая физиономия, напоминающая булыжник с несколькими вмятинами. У любого, кто не знал Джека, начинали поджилки трястись, когда тот бросал на него взгляд: казалось, Одноглазый сейчас разорвет его в клочья. Но Джек был чрезвычайно доволен своей ужасающей внешностью; он даже не прикрывал специальной нашлепкой вытекший глаз.
Каждый раз, глядя на Джека, Трэвис внутренне вздрагивал. Другие мужчины не были столь сдержанными и при виде Хэнрахэна менялись в лице, а леди так и вовсе могли хлопнуться в обморок. По словам старины Перкинса, это еще больше раззадоривало Джека, он просто урчал от удовольствия, видя подобную реакцию.
Внезапно у Трэвиса возник блестящий план. Наконец-то он заставит Эмили поумнеть и понять, насколько она не права а своих суждениях о мужчинах.
— Пожалуй, есть один способ, с помощью которого вы могли бы доказать свою правоту в нашем недавнем споре, — сказал ей Трэвис.
— В самом деле?
Девушка хотела повернуться и посмотреть, на что так пристально уставился Трэвис, но он удержал ее, положив руки на плечи.
— Вы действительно утверждаете, что на мужчин сильнее всего действуют женская беспомощность, кокетство, жеманничанье, лесть и всякая подобная чепуха?
— Да. Повторяю: я отлично изучила этот вопрос.
— Ладно, допустим, вы его изучили. А как насчет того, чтобы доказать? Прямо сейчас, на примере первого же мужчины, которого увидите?
— Думаете, не смогу? Прекрасно смогу, Трэвис.
— Вы настолько в себе уверены?
— Да. Я насмотрелась на сестру. Она могла всех мужчин в танцевальном зале превратить в кучу блох, скачущих вокруг нее, стоило ей лишь щелкнуть пальцами. — И она изящно изобразила это перед носом Трэвиса.
Клейборн расхохотался:
— Да поможет Бог вашему мужу, если он допустит какую-нибудь ошибку: уж вы-то сумеете выразить ему свое недовольство.
— Что вы хотите этим сказать?
— Не важно.
Трэвис предвкушал удовольствие от предстоящей и вполне заслуженной победы над ней. Он от души порадуется, поставив Эмили на место. От имени всех мужчин, которых она считает недалекими слюнтяями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17