— Нас заклеймили во Франции, в Лемоне. Тюремщику это показалось забавным.
Господи, какую же боль ему пришлось вытерпеть!
— Я хотел, чтобы вы это видели. Чтобы вы хорошенько прочувствовали то, что я пытался вам рассказать. Ни один мужчина, который подойдет к вашей постели, Кейт, не должен быть заклейменным или покрытым рубцами от кнута. Такое бывает только с простолюдинами или преступниками. Я не гожусь для вашего света, не гожусь для вашего общества, недостоин лечь в вашу постель, и так скажет вам любой порядочный человек.
Уверенность в его глазах придала ей решимости. Он думал, что она отпрянет. Кейт видела это по его лицу, по смирению, которое скрывалось под его спокойными словами.
Она же обвила его за шею руками.
— Любой человек, Кит Макнилл, скажет, что в вас нет ничего от простолюдина. — Какой же он горячий, какая гладкая у него кожа!
Внезапно его прекрасные глаза торжествующе сверкнули.
— Я найду в себе нежность, я подарю вам наслаждение, Кейт, или умру, стараясь это сделать.
Потом он усмехнулся и разом превратился в настоящее воплощение мужской притягательности. Все следы противоречивых чувств исчезли с его лица. Глаза стали бархатными от желания. Одним дерзким движением он спустил с ее плеч сорочку, обнажив груди.
— Кит…
Но она не успела ничего больше сказать — он закрыл ей рот поцелуем.
Желание грубо подстегивало его, требовало поторопиться. Ее груди с набухшими сосками мягко покоились в его ладонях, и все это было западней, в которой должны были исчезнуть его лучшие намерения. Она просила нежности, и он обещал ей сделать все, о чем она попросит, и если ради того, чтобы выполнить это обещание, он спалит себя в топке желания, пусть так и будет.
Кит обнял ее и встал, челюсти у него сжались от того, как она съежилась, моля о сдержанности, хотя и прекрасно понимала, что сдержанности от него ждать не приходится. Кровать стояла рядом, и он опустил на нее Кейт, не сводя с нее глаз. Он ни на мгновение не спутал то, что хочет получить она, с тем, чего добивался бы сам. Она никогда не будет принадлежать ему. Он станет ее любовником на одну» ночь, но не ее возлюбленным.
Кит опустил голову, приказав себе быть нежным и не торопиться.
Кейт не сразу отозвалась на его поцелуй, но ему это и не нужно было. Скорее, ее активное участие могло погубить сдержанность, к которой он призывал себя. Кит осыпал легкими поцелуями ее щеки, веки, виски. Голова у него кружилась от блаженства и вожделения. Он мог вкушать ее, и не только языком, но самим дыханием, напоенным ее мускусным и женственным запахом.
Кит наклонился и застонал от наслаждения, потому что ее груди мягко сплющились под его торсом. А когда он почувствовал, что она вцепилась ему в плечи, а шея у нее выгнулась назад, он задрожал. Кит погрузил пальцы в темные волны ее волос, влажных и прохладных от ночного воздуха, и упивался ее губами. Шелк, атлас, бархат? Он никак не мог решить, на что они похожи. О шелке он имел очень слабое представление, еще меньшее — об атласе и бархате, но, конечно, ничто на земле не могло быть более блестящим, чем ее волосы, более гладким, чем ее тело, более мягким, чем ее губы.
Кейт коснулась языком его языка, отчего его решение сдерживать себя дало трещину. Он перевернулся на спину, усадил ее верхом на себя, и его плоть уперлась в нее.
Кейт задохнулась от этого ощущения — знакомого и в то же время неведомого. Она этого хотела, хотела ощутить его внутри себя. Там, где он прикасался к ней, началось пульсирование.
И она потеряла всякое представление о стыдливости. Она не просто хотела его — она жаждала. Она не могла высказать свою жажду яснее, а он все-таки, кажется, был склонен к игре и к медленным, неспешным ласкам, так лениво он ее гладил.
— Ну пожалуйста! — Она задыхалась от невозможности получить желаемое.
— Нет, пока еще нет, — тяжело выдохнул Кит.
Он обвел пальцем ее сосок. Она вздрогнула от этого нежного прикосновения, не могла справиться с охватившими и переполнившими ее чувствами, забилась на нем, а он схватил ее за бедра, крепко прижал к себе, не давая пошевелиться. Глаза у него были темные и бешеные, а губы — мягкие и нежные.
— Стойте! — прорычал он. — Я всего лишь человек, и если вы это повторите, тогда все ваши надежды на нежный союз пойдут прахом и все мои лучшие намерения рухнут. Я ведь держу себя в руках, мэм. Но меня хватит ненадолго.
Вместо того чтобы обуздать, он только еще больше подстегнул ее. То, что он обуздывает свое желание по ее просьбе, наполнило Кейт восторгом от ощущения своей женской силы. Но через несколько мгновений торжество отступило перед новым наплывом чувств.
Кит приподнял ее за плечо и жадно втянул ее сосок в рот. Она задохнулась, выгнулась, а он осторожно сжал ее грудь своими сильными пальцами и стал водить языком по соску, отчего Кейт задрожала. Голова у нее закружилась, но он держал ее, приподняв немного над собой, чтобы ему было удобно делать то, что хотелось, — теребить ее сосок, сосать его и ласкать. И ей ничего другого не оставалось, кроме как блаженствовать от этих умелых прикосновений и отдаваться его страсти.
Она снова задвигалась на нем, он попытался ее остановить, его рука была груба в попытке не дать ей шевельнуться, но ее не волновало, чем она рискует. И она сжалась на нем, чтобы устроиться поплотнее. И почувствовала его ответную реакцию.
Испустив вопль отчаяния, Кит поднял ее и опустил на спину, прижав к постели, чтобы она не шевелилась.
— Еще рано.
— Нет.
— Поцелуйте меня. — Это был приказ, и она подчинилась, с жадностью притянув к себе его голову. Поцелуй был грубым, страстным, слегка отросшая щетина у него на подбородке колола ее нежные губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85