— не выдержал он.
— Да.
Она чуть наклонилась к нему, однако не могла различить выражения его лица, поскольку лунный свет падал на него сзади.
— Но почему?
— Потому, что он единственный мужчина, который когда-либо оказывал мне знаки внимания, — откровенно заявила Лили, надеясь, что темнота скроет ее румянец. — И кроме того, вряд ли его холодные любезности означают, что он «увивался за мной вовсю». Ваш поцелуй был куда более… — Лили вдруг умолкла, придя в ужас от собственных слов, и забилась в самый угол экипажа. У нее перехватывало дыхание от его близости, запаха накрахмаленного белья, вида его гладко выбритого подбородка, на который как раз в этот миг упал луч света, звука его низкого раскатистого голоса.
— Камфилд просто глупец, — пробормотал наконец Эйвери и поднял руку. Лили затаила дыхание, а он осторожно провел пальцами по длинной пряди волос, упавшей ей на плечо. — Холодные любезности, говорите? Должен ли я…
Его губы приблизились к ней, и она потянулась им навстречу. Кончики его пальцев, коснувшись ее щеки, скользнули ниже, к подбородку, и приподняли ее лицо.
Он не мог не заметить, не мог не почувствовать, как велика была ее любовь к нему. Только это все равно не принесло бы им счастья…
— Кто смог бы остаться равнодушным при виде вас? — размышлял он вслух.
Она придвинулась к нему еще ближе, и тогда он как бы нехотя снова дотронулся пальцами до ее щеки.
Она закрыла глаза и прижалась щекой к его дрожащим пальцам, которые поглаживали ей кожу, скользили по векам, плавно обводили контур ее нижней губы.
— Лили… — Судя по голосу, Эйвери улыбался. — Вы так чертовски прекрасны. Я бы хотел…
Она сама хотела того же, однако не могла позволить ему выражать словами мечты, которым все равно не суждено было осуществиться. Слишком многое стояло между ними — дом, наследство и, что самое главное, будущее, которое они не могли разделить: он — потому, что никогда не согласится жить с ней иначе, как только в законном союзка, а она потому, что не желала быть игрушкой в руках мужчину
— Молчите, прошу вас! — взмолилась Лили глаза ее наполнились слезами. Она не хотела, да что там — просто не могла допустить, чтобы это дивное мгновение когда-нибудь кончилось. Лили повернула лицо навстречу теплой ладони гладившей ей щеку, и поцеловала ее в самую середину. Она почувствовала, как он замер, и туг же оказалась в крепком кольце его объятий, прижавших ее к груди с такой силой что у нее затрещали ребра. Одна его рука поддерживала ей затылок другая обвилась вокруг ее талии. Его губы коснулись ее виска, затем щеки и наконец краешка рта.
— Боже правый, Лили! Вы зажгли во мне…
— Пожар! — вдруг закричал Хоб со своего места на козлах кареты. — Боже всемогущий! Конюшня горит!
Лили отпрянула от Эйвери, вскочила на ноги и высунулась в окно, пытаясь разглядеть конюшню Милл-Хауса. Один из огромных стогов сена на лугу позади нее пылал словно — сильный огонь маяка. Порывы ветра раздували огромные языки пламени, которые уже лизали карниз с южной стороны. С конька крыши поднимались вверх смертоносные струйки дыма, исчезая в темном ночном небе.
Однако Хоб уже вовсю хлестал кнутом лошадь. Кобыла рванулась вперед, и Лили непременно выпала бы из окна если бы его сильные руки не поймали ее и не втащили обратно.
— Так вы можете убиться, — проворчал Эйвери.
Он посадил ее на сиденье напротив, стянул с себя парадный пиджак, сорвал с шеи белый шелковый галстук безнадежно смяв при этом жесткий накрахмаленный воротник.
Экипаж сильно накренился на неровной дороге, когда Лили вновь прильнула к окну, не в силах отвести взгляд от конюшни.
— Мои лошади! — Голос ее срывался. — Мои лошади… Эйвери крепко стиснул ее руку.
— Не подходите близко к конюшне! — приказал он. — Мне нужны сильные мужчины. Ступайте к Драммонду и найдите полевых рабочих. Разыщите ведра. Качайте насосом воду. Делайте что хотите, только, черт побери, держитесь подальше от конюшни! Вы меня поняли?
— Мои лошади!
Он с силой встряхнул ее за плечи:
— Я сам выведу ваших проклятых лошадей, клянусь вам! Ну же, дайте мне слово!
Она коротко кивнула. Тогда Эйвери выпустил ее и открыл дверь экипажа как раз в тот момент, когда Хоб потянул на себя вожжи. Он спрыгнул с подножки, упал, быстро вскочил на ноги и помчался к горящему зданию. К этому времени уже половина крыши была охвачена бордюром из оранжевого пламени, и было слышано шипение прожорливого огня, поглощавшего дерево.
Экипаж резко остановился. Хоб соскочил с козел и тоже бросился к конюшне. Где-то раздался звон колокола, оповещавший всех, кто мог его услышать, о пожаре. Она распахнула дверь и спрыгнула на землю. Ее каблук застрял в подоле платья, порвав тонкий шелк. Чуть не плача от досады, Лили побежала к конюшне.
Она была не слабее любого мужчины в Милл-Хаусе. Ведра стояли возле конюшни, а кухонный насос находился слишком далеко отсюда, чтобы с его помощью можно было накачивать воду. Однако рядом с конюшней имелся колодец, из которого наполняли корыта, чтобы напоить лошадей.
Она подобрала юбки и побежала вперед.
Слава Богу, что сезонные рабочие оказались на месте! Двадцать взрослых мужчин, не считая подростков, нанятых на время июньской жатвы, уже сновали между горящим стогом сена и конюшней, словно муравьи, однако действия их не отличались слаженностью и пользы от них было мало. Некоторые из них били одеялами по стерне, чтобы загасить огонь, другие лили воду там, где этого вовсе не требовалось.
Если огонь доберется до амбара, Милл-Хаус сгорит дотла. Тогда Мартин Камфилд сможет просить за оставшееся пепелище любую сумму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94