— Только одну, первую, — приказала леди Хэрриет, останавливая служанку, которая продолжала держать на руках вторую девочку.
— Нет, обеих, — взмолилась леди Элла, вглядываясь в лицо мужа, на котором проступило сомнение. — Я уже подарила тебе двух сыновей, — едва слышным шепотом напомнила она сэру Эдгару. — Как можешь ты лишать меня права видеть моих дочек?
С минуту сэр Эдгар колебался. Церковь, разумеется, не одобрила бы убийства ребенка. С другой стороны — зачем убивать? Можно ведь просто-напросто бросить ребенка в лесу, впрочем, это равносильно убийству. Тем временем Элла продолжала сжимать ему руку, напоминая о себе.
— Я подарю тебе еще сыновей, муж мой. Зал в твоем замке наполнится красивыми, сильными юношами. Об одном только тебя молю — сохрани моих девочек!
Ее глаза жгли сэра Эдгара, словно уголья, а пальцы с неожиданной силой цеплялись за его руку. И опять — обычное дело — его плоть воспряла в ответ на ее прикосновения: прошло уже много времени с тех пор, как они вместе делили ложе. Если он не оставит вторую дочь в живых, его жена будет предаваться скорби — как в тот год, когда умер их первенец. «Тоже девочка», — вспомнил сэр Эдгар. Тогда леди Элла не допускала его к себе очень и очень долго, и сэр Эдгар не желал, чтобы это повторилось.
— Тебе дадут твоих дочерей. Обеих, — пообещал он, поддаваясь порыву великодушия.
Когда же она улыбнулась ему трепетными бескровными губами и подняла на него глаза, наполненные слезами благодарности, сэр Эдгар расправил плечи — он был горд, что имел возможность доставить своей жене минуты счастья.
Леди Хэрриет пробурчала себе под нос какое-то ругательство, но Эдгар не обратил на нее внимания: в данный момент он был занят важным делом — высчитывал, когда настанет заветный час и его жена возляжет с ним снова. Взмахом руки он приказал служанкам поднести леди Элле обеих дочек. Увидев, как она обнажила груди, чтобы кормить двух младенцев разом, сэр Эдгар ощутил такое волнение, что понял — отпущенный им себе двухнедельный срок воздержания, судя по всему, превратится в настоящую пытку.
Когда рыцарь покинул жарко натопленные покои роженицы, в надежде отыскать какую-нибудь смазливую служанку, которая бы статью и цветом волос хотя бы отдаленно напомнила ему супругу, за ним следом поспешила его мать, леди Хэрриет.
— Как же глуп ты, сын мой, что позволяешь греховному стержню, который находится у тебя между ног, руководить твоими поступками.
— Она жена мне! — взревел сэр Эдгар, в очередной раз принужденный обстоятельствами встать между женой и матерью, словно между молотом и наковальней.
— Да, она твоя жена, это верно, — зловещим эхом откликнулась леди Хэрриет. — И второй ребенок тоже твой. Помни, однако, что это отродье в один прекрасный день может стать причиной гибели всего твоего рода!
— Я принял решение! А посему, женщина, удались отсюда! — грозно молвил сэр Эдгар, чувствуя, как улетучиваются все приятные мысли, вызванные проявленным им великодушием и предвкушением радостей от близости с женой.
Леди Хэрриет никогда прежде не боялась сыновнего гнева, не устрашил он ее и теперь.
— Тебе бы следовало пометить ее. Ту, вторую. Они так похожи друг на друга, что нужен хоть какой-то знак различия. Пометь вторую дочку, чтобы знать, кого ты должен опасаться, — мой тебе совет!
По прошествии лет сэр Эдгар неоднократно сожалел о содеянном, однако ни разу не обмолвился об этом и словом.
А тогда он торопливым шагом вернулся в покои роженицы и потребовал, чтобы служанки доставили ему близняшек. Леди Элла спокойно спала, пребывая в полнейшем неведении о происходящем. Первую девочку, которую леди Элла уже назвала Беатрис, сэр Эдвард осмотрел чрезвычайно тщательно, отмечая про себя все особенности ее внешности: крохотный подбородок, пухлые щечки, темные глазки, пушок светлых волос на головке.
Вторая девочка — она пока продолжала оставаться безымянной — была абсолютной копией своей сестры. Даже бровки она хмурила точно также, как Беатрис, и ушные раковины у нее были такой же формы. И сэр Эдгар, отчаявшись найти хотя бы малейшее отличие между сестрами, решил последовать совету матери. Чувствуя себя не лучшим образом, он раскалил на пламени свечи перстень с печаткой и притиснул горячий металл к нежной коже ребенка.
Девочка дернулась и подняла крик — такой громкий, что он мгновенно разбудил ее сестру Беатрис, которая тотчас принялась ей вторить. Но Эдгар де Валькур и бровью не повел, продолжая прижимать перстень к ножке дочери, пока в комнате не запахло паленым. Потом он отнял кольцо и оглядел дело рук своих.
Чуть дымившийся багровый шрам обезобразил нежную кожу ребенка. Это зрелище, как и пронзительные крики, вырывавшиеся из двух детских ротиков, напомнило вдруг Эдгару де Валькуру о душах мучающихся в аду грешников, которые корчатся в неугасимом адском пламени, вопят от боли, сгорают и снова возрождаются для мук — еще более горших. Его большое сильное тело содрогнулось от ужаса, и в течение минуты он раздумывал — не последовать ли, пока не поздно, совету матери и не избавиться ли от ребенка совсем? А вдруг хоть что-то из того, о чем она говорила, сбудется? Жена Эдгара шевельнулась во сне, и де Валькур в который уже раз передумал. Элла не простит ему убийства дочери. Она будет вечно пребывать в печали и вряд ли допустит его до себя.
Де Валькур протянул крошечное тельце служанке, следившей за ним широко открытыми от ужаса глазами. Послав в ее сторону предупреждающий взгляд, налагавший на ее уста печать молчания, сэр Эдгар повернулся и вышел из покоев.
В конце концов, он удовлетворил и жену, и свою мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131