Однако, дойдя до двери, он повернулся к ней и положил руки ей на плечи.— Я сейчас же поговорю с твоим отцом, а ты готовься к свадьбе. — Он провел рукой по густым спутанным от ветра волосам Лиллианы. — Пусть это уже и не модно, но я хотел бы, чтобы ты носила волосы распущенными, Лилли.Лиллиана испытывала слишком сложные чувства, чтобы найти нужный ответ. Он был ее врагом, но должен был стать ее мужем. Он был высокомерен и корыстолюбив но позаботился о том, чтобы никто не унизил ее при столь постыдных для нее обстоятельствах. Она ненавидела его, тем не менее они были любовниками.От его тяжелых рук исходило тепло, но это прикосновение тревожило Лиллиану, и она поспешила укрыться в своей комнате. Она слышала, как Корбетт спускается по лестнице. Нет сомнения, он отправился к ее отцу, и сердце у Лиллианы ушло в пятки. Она терялась в догадках, что он собирается сказать старому лорду. И что сказала бы она?Лиллиана прислонилась к двери, прижавшись лбом к твердой шероховатой поверхности. Тупая боль ломила виски. Еще никогда она не чувствовала себя такой усталой. Как будто из нее вынули душу, оставив лишь тело, застывшее в холодном оцепенении. Ее против воли сосватали, и против воли она провела ночь в постели с мужчиной. Теперь ей надо было готовиться к свадьбе, а она не чувствовала ничего. Ни гнева, ни отчаяния. Не было даже страха. Она оказалась игрушкой в чужих руках — и, по сути, так было всю жизнь, призналась себе Лиллиана. Пребывание в Бергрэмском аббатстве создало иллюзию, что она может не выходить замуж, пока сама не захочет, но теперь все стало на свои места. Отец позволил ей остаться в аббатстве, потому что это было ему на руку. Теперь же он пожелал выдать ее замуж за сэра Корбетта Колчестера.Тихий стук в дверь вывел Лиллиану из задумчивости. Потом все совершалось очень быстро. Большую оловянную ванну наполнили водой с благовониями; тело и волосы девушки были до блеска вымыты в тончайшей пене лучших сортов мыла, а роскошное платье положено поперек кровати. Две служанки терпеливо распутали длинные влажные локоны, а потом расчесывали волосы щеткой перед ласковым огнем камина до тех пор, пока тугие завитки не начали отливать медью и золотом. После всех волнений минувшей долгой ночи, после грязи и дождя, она и мечтать не могла о большем наслаждении. Если бы еще забраться в постель, зарыться под одеяла и погрузиться в сон… она считала бы себя счастливой. Но это был день ее свадьбы. При всем желании она не могла об этом забыть.Она сидела на небольшой, обитой бархатом скамье, одетая лишь в белоснежную рубашку. Сотканное из тончайших нитей полотно было мягким и легким, но Лиллиане казалось, что она ощущает каждое прикосновение рубашки к коже. Ее силы были на исходе, сердце билось часто и неровно. Когда одна из служанок подняла пышно расшитое синее шелковое платье, Лиллиана жестом остановила ее.— Теперь вы обе можете уйти. С остальным я справлюсь сама.Видя, что женщины мнутся на месте, не торопясь повиноваться, Лиллиана сердито повторила:— Я сказала, вы можете идти. Что же вы?..— Лорд Бартон… — виновато начала одна из служанок, — Лорд Бартон велел нам не оставлять вас одну, пока он не сообщит, что пора идти в часовню. — Она робко улыбнулась Лиллиане и снова поднесла ей платье.Лиллиана больше не сопротивлялась, полностью предоставив себя заботам служанок. Стиснув зубы, она позволила им надеть на себя платье, туго зашнуровать его на талии. На бедра лег пояс искусной работы, из золотых и серебряных нитей; по обычаю на поясе не было никаких ключей. Этот пояс принадлежал ее матери, и Лиллиана ощутила приступ острой тоски по ней.На ноги натянули пару шелковых чулок, закрепив их подвязками у коленей. Наряд довершали туфли без задников в тон платью. Лиллиана позволяла прислужницам наряжать ее, но сама казалась себе деревянной и бесчувственной.И только когда старшая из женщин начала укладывать волосы Лиллианы, в невесте промелькнула искра интереса к тому, как она выглядит.— Волосами я займусь сама, — заявила она и забрала у служанки гребни.С мстительной улыбкой Лиллиана подняла волосы скрутила их на затылке в тяжелое кольцо и заправила по сеточку, сплетенную из тонких серебряных нитей. Мелки ячейки, образовавшие замысловатый узор, позволяли лишь догадываться о роскошном цвете волос Лиллианы.Голову она покрыла вышитым платком, сколотым под подбородком. Завершала убранство небольшая квадратная фата. Убедившись, что волосы надежно укрыты, а сама она являет собой олицетворение женского благонравия, Лиллиана кивнула недоумевающим служанкам.— Теперь я готова.
Лорд Бартон с тяжелым стоном рухнул в кресло. В ту же секунду Томас оказался рядом. Лорд Бартон коротко засмеялся, несмотря на мучившую его боль.— Как это выходит, что ты — такой ссохшийся, скрюченный, да и годами старше меня — ухитряешься всюду поспевать? Тогда как я… — Лицо лорда исказилось страданием, и он приложил руку к желудку. — На вид я такой крепкий и бодрый, а сам чувствую, что день ото дня теряю силы.Томас налил из кувшина в высокую кружку козьего молока и поднес ее к губам хозяина.— Скажите спасибо, что ваш зять Олдис не знает об этой болезни, — сухо заметил он, наблюдая, как его господин медленно осушает кружку.— Верно, — согласился лорд Бартон; жжение в боку начало понемногу ослабевать. — Он не стал бы сидеть сложа руки и беситься в душе, если бы не боялся меня — а пока он меня боится. Но с сегодняшнего вечера ему придется опасаться еще кое-кого.Томас с озабоченным видом покачал старой седой головой.— А я опасаюсь, что впереди у нас большие перемены. Колчестер, правящий Орриком, — пробормотал он с негодованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114