Бернар обернулся со слегка виноватым видом, и девушка заметила, что его взгляд потеплел.
– Прости меня, дочка. Я и правда немного задумался. Давай о чем-нибудь поговорим – так дорога пройдет быстрее.
– Я уверена, все кончится хорошо, – сказала Адель. – Мама очень сильная, я знаю. Она способна выдержать любые испытания.
– Нет, – возразил Бернар, – это не так. Просто жизнь вынуждала ее казаться стойкой, вечно существовать на пределе сил. Вот это меня и гнетет. К сожалению, она слишком долго прожила в ожидании счастья. Ведь твоя мать – одна из красивейших женщин Парижа! Она не заслужила того, что ей пришлось вынести. Она должна была жить во дворце, ездить на балы, покупать себе наряды, развлекаться, принимать поклонение мужчин. А вместо этого – бесконечные потери, нужда, разочарования, борьба, а потом – постоянные заботы и тревоги. Ты же знаешь, я почти не жил дома, и она вынуждена была со всем справляться сама. Мало что видела, не выезжала в свет.
– Но мне кажется, мама никогда не имела желания завоевать место в нынешнем обществе.
– Отчасти ты права, Адель. Когда я возвращался из очередного похода, мы старались как можно больше времени провести наедине друг с другом. Жизнь лишила нас честолюбия, мы слишком рано поняли, что есть главное в человеческой судьбе. Мы никогда не стремились возвыситься, добиться превосходства над другими людьми. Мне пришлось много воевать, но я ни минуты не был счастлив на войне. Чувство внутренней свободы, просветления, блаженства я испытывал лишь в короткие периоды мирной жизни.
– Значит, вы все-таки были счастливы?
Бернар улыбнулся.
– Да, был и… надеюсь, еще буду.
– Мне тоже хочется полюбить! – прошептала Адель со страстной тоскою во взоре. – Иногда это желание затмевает мне разум, внушает печаль, такую сильную, что я теряю способность радоваться жизни. Но я не знаю, что такое любовь!
– Когда она придет, ты поймешь, – ответил Бернар. – Хотя, наверное, каждый переживает это по-разному. Для меня настоящая любовь та, что рождается с первого взгляда, который красноречивее всяких слов, когда люди сразу же узнают друг друга, когда сердца наполняются странным теплом, когда облик людей незаметно меняется, становится все более совершенным, словно бы озаряется изнутри удивительным ярким огнем, который влюбленные отныне носят в себе и который гаснет лишь со смертью их чувства, а иногда, если дарует Бог, только тогда, когда навеки закроются глаза каждого из двоих. Именно такое чувство я всегда испытывал к твоей маме, Адель. Иногда мне кажется, что в моей жизни реально существовали лишь те минуты, когда она находилась рядом со мной. Тогда время как будто останавливалось, и я жил этими мгновениями…
– Я уверена, мама чувствовала то же самое! Она часто говорила о вас, отец, и всегда только хорошее.
– Знаю, дочка. Даже тем, что меня так любят мои дети, я обязан Элиане, – сказал Бернар, а потом прибавил: – Оставь свои переживания, ты еще очень молода! Я надеюсь, ты будешь счастлива!
Девушка засмеялась.
– Если б я знала, что нужно для того, чтобы стать счастливой!
И Бернар серьезно отвечал:
– Светлую душу. Веру в свои силы. Право выбора. И еще необходимо, чтобы рядом с тобою был кто-то, способный помочь, просто так, без малейшей корысти, по зову своего сердца.
Когда они остановились на заставе и вышли, чтобы предъявить пропуск и паспорта, Адель, видя, что отец заметно нервничает, принялась мило болтать и кокетничать с молодыми офицерами. А Бернар молча смотрел вдаль – туда, где осталась та, в которую он так верил, которую так любил.
* * *
Приблизительно через месяц после случившегося двое мужчин вели разговор в одном из кабинетов префектуры Парижа.
Оба были люди не маленькие: заместитель префекта и высокопоставленный чиновник министерства внешних сношений Франции.
– Давайте посмотрим на происходящее с чисто человеческой точки зрения, – говорил посетитель, чья внушительная осанка и полные холодного достоинства манеры неизменно производили на собеседников неотразимое впечатление. – С кем мы имеем дело. С закоренелыми преступниками? Нет. С человеком благородного происхождения, потомственным дворянином, который не сумел в одночасье отказаться от того, во что так долго верил. Для него это было бы равносильно предательству. Он более пятнадцати лет воевал под флагом империи и, ведомый долгом, прошел полмира, а в награду ему выпала участь погибнуть от руки соотечественников. И с женщиной, которая поступила согласно законам, продиктованным ей любящим сердцем. Если подобной казнью вы хотели кого-либо запугать, то в сложившихся обстоятельствах в ваших же интересах поскорее замять это дело.
– Вы слишком хорошо осведомлены о подробностях данной истории, господин Монлозье! – с явным неудовольствием произнес заместитель префекта. – Вы случайно не оказывали какого-либо содействия в этом деле?
Ледяная улыбка посетителя вмиг отрезвила его.
– Полагаю, такие вещи не приличествуют моему рангу. Однако могу признаться: я состою в отдаленном родстве с этой дамой. Моя падчерица замужем за ее сыном.
– Простите, господин Монлозье. Я не хотел вас оскорбить. Обещаю сделать все, что в моих силах.
Тот важно кивнул и в следующую минуту положил на стол длинный узкий конверт.
– Прошу вас. По-моему, такая форма благодарности в наше время является общепринятой в кругу воспитанных людей.
Хозяин кабинета не заметил или сделал вид, что не заметил иронии, прозвучавшей в словах посетителя. В конце концов, как он считал, подобная услуга и в самом деле недешево стоит.
Они пожали друг другу руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155