.. и оба порадовались, что она, очевидно, не пришла в голову невинной Лисоньке.
Алексей задумался. Образ этой неведомой жены уже достаточно четко сложился в его воображении. Возможно, будь она ему посторонняя, такая яркая женщина даже имела бы право на его мужское восхищение. Но быть связанным с нею... слуга покорный! Теперь он знал, что всенепременно должен повидаться с графиней Елизаветой Строиловой и прямо сказать ей, что они более не должны иметь друг к другу никакого отношения!
Любавино было рядом. Утром Алексей оседлал коня и зашел к отцу проститься.
– Едешь? – проговорил испытующе старый князь, глядя, как сын похлопывает хлыстом по ноге, как вздрагивают крылья тонко очерченного горбатого носа, отчего лицо его сделалось похожим на лик недоброй птицы.
– Еду, – резко кивнул Алексей. – И надеюсь нынче же все разрешить.
– Умоляю тебя, – тихо сказал Михайла Иваныч, – смотри со вниманием в свое сердце, ибо через сердце проходит единый свет, который может осветить жизнь и сделать ее ясной для твоих очей. Помни эту мудрость! Посмотри на Елизавету, поговори с ней, прежде чем сплеча рубить. Знаю, норовишь ты совершить ошибку, в коей всю жизнь каяться будешь. Не зря, не напрасно судьба вас свела, а что бог соединил – человеку не разлучить!
Алексей вгляделся в лицо отца... и вдруг, к своему изумлению, прочел в нем отсвет той давней, давно угасшей страсти, которая некогда пылала между князем Измайловым и матерью Елизаветы. О господи, какое бесповоротное, роковое стечение событий, переплетение судеб! Как разрешить его?
Он не в силах был и слова молвить. Поцеловал руку отцу – и вышел.
Ехал он неторопливо, невольно отдаляя час встречи, и едва миновал с версту, когда услышал позади конский топот и голос, окликавший его. Остановился, оглянулся и с удивлением узнал Лисоньку, которая, в домашнем платье, растрепанная, сидя в седле по-мужски, нещадно погоняла коня. И как только ей удалось разгорячить этого коротконогого тихохода?!
«С отцом что-то?» – упало сердце, но, увидав улыбку сестры, Алексей немного успокоился.
Осаживая коня, Лисонька вцепилась в край зеленого братниного плаща.
– Дура я глупая! Про самое главное забыла! Помнишь, говорил ты мне о женщине, которую встретил среди моря и огня? Помнишь?
– Ну? – холодно обронил Алексей, не желая сейчас никаких будоражащих сердце воспоминаний, и на Лисонькины глаза от его тона навернулись злые слезы.
– Ну?! – вспыхнула она. – Ну?! Ладно, коли так! Поезжай сам! Сам гляди! Хотела предупредить тебя, чтоб не натворил бед с порога, чтоб задумался – да бог с тобой! Делай как знаешь!
И, заворотив коня, она погнала его прочь с той же быстротой, с какой только что пыталась догнать брата.
Алексей окликал ее, но напрасно. Посмотрел вслед, пожал плечами – и поехал дальше, в Любавино, повторяя самую, пожалуй, сакраментальную фразу во всей истории человеческой, вернее, мужской: «Черт ли поймет их, этих женщин!»
* * *
Как враждебно ни смотрел Алексей на Любавино, не понравиться ему оно не могло. Привязав коня в рощице, примыкавшей к ограде, и оставаясь невидимым, он с интересом следил за жизнью усадьбы. Рабочая суматоха, царившая там, вся, чудилось, подчинена воле невзрачного невысокого человека, стоявшего на крыльце. «Друг, любовник?» – мелькнула неприязненная мысль, но тут же Алексей понял, что ошибался, – это управляющий графини: только управляющий мог так почтительно обнажить голову при виде амазонки, стремительно летевшей по дороге.
Это было великолепное зрелище! Она тоже, как и Лисонька, сидела верхом, но уж ее золотисто-рыжий молоденький жеребчик никак не был тихоходом! Да еще она горячила коня каблуками и кричала во весь голос:
– Эй, Алтан! Эге-гей!
На полном ходу ворвавшись во двор, всадница вздыбила коня у крыльца, к неописуемому восторгу маленькой девочки, которую едва удерживала на руках высокая немолодая женщина с изуродованным лицом и черными яркими глазами, похожая на цыганку.
«Татьяна и Машенька», – отметил мельком Алексей, достаточно осведомленный об обитателях Любавина, и взор его приковался к амазонке.
Шляпа ее свалилась, растрепанные русые пряди закрывали лицо. Князь Измайлов уверял, что она красавица, но сейчас Алексей ничего не мог разглядеть, кроме стройного стана. Он пребывал в странной растерянности, не зная, как действовать дальше. Следовало бы, наверное, показаться, попросить слугу доложить... но он почему-то растерял всю решимость, досадуя, что не послушал отца, предлагавшего уведомить Елизавету письмом или ему самому побывать здесь прежде сына. Да, жаль, что пистолет Эрика фон Тауберта не дал возможности Лисоньке приуготовить Елизавету к этой встрече. Сейчас Алексею почему-то не хотелось врываться в усадьбу, бросать гневные обвинения, требовать ответа... А ведь такая нерешительность была для него внове.
Он и не заметил, как спустились сумерки, как в доме зажглись окна. Ну, если появляться, спохватился Алексей, то сейчас самое время, не то придется так и ночевать под забором или ни с чем ворочаться в Работки. Подошел к коню, уже ступил в стремя – и замер, услыхав неподалеку торопливые шаги.
– Улька! Ульянка! – звала какая-то девушка. – Ты здесь? Ну?
– Тут я, – отозвался сердитый голос. – Чего шумишь?
– Знаешь, Улька, – возбужденно проговорила первая девушка, – ты платочек свой забери от меня. Подарки твои мне без надобности. Не поведу я тебя к барыне, нет, не поведу!
– Чтой-то? – удивилась Улька. – Или ты, Наташка, белены объелась? Уговор дороже денег! Веди!
– Почему ночью, почему тайком? – сердилась Наташка. – Коли тебе так уж надобно, остановила бы ее на дороге, когда она сломя голову носится, пала бы в ножки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110