В речах Георгия ему открылось некое расширенное понимание жизни. Не скоро он осознал, что это понимание, казавшееся ему чем-то сверхъестественным, дается умом, образованием – а главное, жизненным опытом, мудростью, страданием. А когда понял это – впервые позавидовал старости. Хотя назвать Георгия стариком было трудно.
Миленко тоже слушал внимательно, однако у него был вид человека, который пьет жизнетворящее, хотя очень горькое лекарство. И впрямь – речи Георгия были горьки:
– Европейцы полагают, что сербов, как и всех славян, надо частью уничтожить, частью обратить в католичество или мусульманство, а частью изгнать со своих земель, обратив их в бездомных бродяг, подобных евреям или цыганам. Но вот что поразительно: турецкое владычество оказалось той объединяющей силою, которая помогла сплотить все сербские земли! Оно постоянно напоминало сербам о том, что они по языку, религии, нравам беспримерно ниже завоевателей, что они просто рабы, которые никогда и ни в коем случае не могут быть поставлены рядом с правоверными. И это владычество таким образом поддерживало в народе протест. Сербы живут в рабстве – но не теряя сознания, что они – один народ, питая веру, что некогда этот народ вернет свои права!
– Дивны, непостижимы пути господни! – вздохнул Миленко. – Если бы мы были предоставлены самим себе, то наверняка уже погубили бы себя междоусобицами. Видно, богу было угодно отдать нас под иго, чтобы мы познали свои ошибки и научились находить себя в других и любить их как братьев. Бог всемогущ, он может и зло обратить в добро!
– Георгий молчал так долго, что Миленко испугался: не сказал ли чего-то, что могло так его расстроить. Он оглядывался на товарищей, но те смотрели недоуменно.
– Бог всемогущ, – наконец повторил Георгий печально. – И он один. Он один на всех! О, если бы люди могли это понять, от скольких бед избавил бы себя христианский мир! Порою от гнета мусульман православные сербы вынуждены бежать за австрийскую границу, но и там не находят свободы...
– Это что же, в Немачские земли? – перебил Арсений, доселе сидевший тихо. – Нет, уж лучше осман с саблей, чем шваб с пером!
– Вот правда! – энергично кивнул Георгий. – Как здоровое яблоко портится, когда оно лежит вместе с гнилым, так природная сербская раса подвергается порче, переносимой на нее господствующей инородной расою. Принимая магометанство, люди сербского племени становятся в ряды чужого, завоевавшего их народа. Принимая католичество, сербы впадают в совершенную безнародность.
– Католичество! – проворчал Миленко. – Венценосцы небось орудуют?
– Ты знаешь о венценосцах? – Глаза Георгия потемнели.
– Еще бы! – мрачно ответил молодой серб. – Они сгубили мою семью, они сломали мою жизнь.
– И мою, – вздохнул Георгий. – Но понял я это совсем недавно. Раньше слишком мало знал о них...
– За что они так с нами? – спросил Миленко с детским возмущением. – Что мы им сделали?!
– Православие – всей Европе гвоздь в сапоге, заноза в теле. С сербами Орден столь яростен, потому что мало народов, которые так упорны в православии. Ведь патриотизм здесь слился с верою! Орден считает, что мусульманство – очень опасная религия для Европы, но в борьбе с православными вполне годится. Европа умеет ставить сербов и русских как щит на пути османов, спасая себя, но не заботясь о том, что турки кусают нас, как ядовитые змеи...
– Вот так и бывает, – развел руками Алексей. – Магометане не сомневаются, что именно они – избранники бога. Католики верят, что они – орудие божие для уничтожения православных. Даже славяне, исповедующие католическую веру, с презрением смотрят на своих православных братьев. Вот хоть бы у вас – их именуют презрительно влахами, мужиками! Но когда же мы, влахи, исполнимся веры в свое божественное предназначение, когда поймем, что бог недаром же призвал нас на свет, что и нам, славянам, должно трудиться духом, как и другим народам, потому что не хлебом же единым жив человек?!
Горячо выкрикнув эти слова, Алексей смутился, не ожидая от себя подобного красноречия, но тут же приободрился, увидав, как просияла улыбка на лице Георгия, словно солнце в горах.
– У нас в Сербии мало образованных людей, которые могут просвещать народ и напоминать ему, что сила славянского племени – в его единстве. Хорошо, если одним из таких людей станет русский.
– Я, что ли? – усмехнулся Алексей. – Я, что ли, говорить буду? Да я только и могу, что водити битку с неприятелем! – щегольнул он запомнившимся словцом. – Только драться и умею. Что с меня проку не в бою? Кому я что поясню?
– Ты прежде всего сам должен понять, что, защищая Сербию, мы защищаем и Россию, – твердо сказал Георгий. – Магометане и католики боятся дружбы славян с нами, потому что от этого Россия сделалась бы еще сильнее. А ведь сербы – родные братья наши. Что же ближе человеку, как не судьба его родного брата? А что говорится о человеке, то должно быть сказано и о народе. Что ближе русскому народу, как не судьба славян?
– Да я что, – неловко улыбнулся Алексей. – Я и так решил остаться. Мне и уезжать-то некуда. В России меня никто не ждет, а здесь вон побратим, – он кивнул на Миленко.
– И все-таки когда-нибудь ты вернешься, – улыбнулся Георгий. – Вернешься, чтобы рассказать в России о Сербии, чтобы помогать Сербии оттуда, издалека, – произнес Георгий, так пронзительно глядя на Алексея, словно прозревал будущее. – Но пока – пока ты наш, ты здесь. Однако я до сих пор не знаю твоего имени. Как зовут тебя, сын?
«Алексей Измайлов», – хотел ответить тот, но промолчал. «Лех Волгарь!..» – но и так он не смог назваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110