Похоже, двое: мужчина и женщина. Однако если женский голос, очень мягкий, бархатистый, ласкал слух и успокаивал сердце, то голос мужчины, неровный, порою срывавшийся на хрип, терзал душу.
– Ну так где ж он, тот господин? - настойчиво спрашивал мужчина, а женщина мягко отговаривалась:
– Откуда мне знать? Разве он сказывал? Велел за девкой ходить, я и хожу. А что да как, мне и ни к чему.
Что-то забулькало, повеяло духмяным паром, и Лиза догадалась, что женщина заваривает какие-то травы. Это была не мята, не зверобой, не ромашка, а что-то горьковатое, раздражающее ноздри.
– Девка? - хмыкнул мужчина, и к запаху трав добавился табачный дух: видимо, он разжег трубку. - Девка, ишь ты! Не девка, а барышня, так ведь, а, Татьяна?
– Будет тебе! - прикрикнула женщина, и в голосе ее прорвались давнее, скрытое раздражение и легкое дуновение страха. - Заладил! Надоело, понял, Вайда?
– Надоело тебе! Неужто ослушаться посмеешь? Или отдашь все-таки колечко?
– Дэвлалэ! - с сердцем выкрикнула Татьяна. - Да где ж я тебе его возьму?! Упрямый ты, бэнг! Сколько раз говорено: было кольцо, да куда-то запропало. Может, соскользнуло? Пальцы-то вон как у нее исхудали, долго ли упасть колечку?..
Лиза шевельнула левой рукой, но не ощутила на безымянном пальце прохладного ободка. С усилием вспомнила, как, простившись с Лисонькою, сняла колечко со шнурка и надела на палец… Оно потом больно врезалось в кожу, когда Алексей под венцом стиснул ей руку. А после? Уж не уплыло ли оно в Волгу, когда Лиза тонула, цепляясь за борта расшивы? Нет, пожалуй, нет, тетушкино кольцо было цело, коли его видела эта женщина, Татьяна, да и цыган, наверное, тоже видел. Но что же это за кольцо? Каково его значение для тетушки-покойницы, для этого цыгана? И где оно все-таки?
Она почти не дышала, надеясь услышать еще что-то; однако в этот миг Татьяна высыпала в булькающее варево новые травы. По избе расползся острый пряный аромат. Ноздри защекотало, Лиза не удержалась и громко чихнула.
Тут же над ней нависли две неясные тени, а через миг мрак рассеялся: женщина поднесла к самому лицу Лизы лучинку. Но при этом осветились и склоненные над девушкою лица, и она вновь едва не лишилась чувств.
Воистину, были они ужасны! Кривая гримаса того самого сергача, который являлся ей в кошмарных сновидениях, а рядом с ним - дочерна смуглая личина, крест-накрест перечеркнутая по щекам и носу бледно-розовыми шрамами.
Крик замер в горле. Лиза вскинула руки, заслоняясь, но цыган схватил ее за плечи и заставил сесть.
– Да, хитра Неонила! Ан по-моему вышло. Говори, где кольцо?
Лиза качнула головой, завороженно уставилась в единственный глаз цыгана. Ничего, кроме лютой злобы, не было в нем.
– Зря молчишь, княжна! - выговорил Вайда негромко, но эти тихие слова была напоены таким ядом, что Лиза невольно застонала. - Зря молчишь! Я долго ждал! Слишком долго! Сперва проклятая Неонила вокруг пальца обвела. - Он внезапно охрип и какое-то время не мог губ разжать, да и потом говорил придушенно, словно тоска накинула удавку ему на горло. - А ведь это за ее грех я… Ну да ладно! Выжил! Потом искал ее. Нашел. Так ведь и здесь ее черт спас. Меня же едва мой медведь не задавил, но ничего, я снова выжил. Вот он я, видишь? И, гляди, расщедрилась судьбина: тебя прямо в руки ко мне принесла. Там-то, в Нижнем, Неонила мне другую девку едва не подсунула. Помнишь? А ты бойка! Как меня тогда! - Он хрипло засмеялся, словно залаял. - Любо! Любо! В отца своего пошла, в Михайлу Ивановича, в его сиятельство… чтоб не знать ему на том свете роздыху, когда станут бесы терзать. Но ты не убойся меня. Ты мне без надобности. Мне кольцо нужно! Где оно? Говори!
Лиза опять качнула головой, будто китайский болванчик: раз-два, из стороны в сторону.
Разгоряченный лик Вайды потемнел.
– Ну, коли так, - тяжело уронил он, - коли так… - И, вновь воспламеняясь гневом, выкрикнул: - Тэ хав мэ дадэскиро мас! «Да чтоб я съел тело отца!» – самое страшное цыганское проклятие.


Он сорвал со стены тулуп, окутал им Лизу так, что она не могла шевельнуться, и, отбросив в угол Татьяну, выскочил из избы. Сила его была такова, что он одной рукой перекинул Лизу через плечо, а другой схватил какую-то орясину и подпер дверь, чтобы хозяйка, бросившаяся вдогон, не смогла выйти.
– Хасиям, ромалэ! «Пропали мы, цыгане!» – выражение отчаяния.

- отчаянно кричала она и билась в дверь. Напрасно: цыган был уже далеко.
Вонючие завитки бараньей шкуры забивали рот и нос. Лиза почти задохнулась, когда после стремительного бега, показавшегося ей мучительно-бесконечным, цыган наконец остановился и сорвал ношу с плеча. Он поставил девушку, и она пронзительно вскрикнула: снег ожег босые ступни. Тут же ручища цыгана запечатала рот, а ненавистный голос произнес:
– Тихо! А то шею сверну, не помилую. Посмотри-ка лучше сюда!
Он грубо повернул Лизу, и она сквозь слезы, застывшие на ресницах, с трудом разглядела, что оказалась на малой лесной прогалине, в окружении могучих, сплошь белых елей, а перед ней стоит сооружение весьма странного вида. Округлое, в поперечнике саженей в шесть, огорожено высоким и толстым частоколом. Сооружение было разгорожено на три клетушки, из коих одна, в середине, обнесена досками, а иные - кольями. В каждой были свои дверцы. Все клетушки пустовали, кроме одной, из которой несся истошный поросячий визг.
Цыган сорвал с Лизы тулуп, затем приподнял одну из дверей и, пригнувшись, ворвался в клетушку, волоча за собой девушку. Здесь цыган затянул на ее руке петлю, а другой конец веревки накрепко прикрутил к одному из столбов частокола.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14