Ну что ж, граф Андрей со снисходительным пожатием плеч согласился сотрудничать с посланниками. Однако вовсе не потому, что он встревожился за реноме Натальи. Шантаж оказался им обоим очень кстати, ибо любовники и сами начали искать контактов с посланниками стран, враждебно относящихся к России. Наталья не оставила своих надежд посадить возлюбленного на трон. Но она прекрасно понимала, что быстро такие дела не делаются. Сперва следовало свалить с этого трона Екатерину, потом возвести на престол Павла, сделаться императрицей, ну а затем… если отец Павла закололся вилкой, то почему бы и сыну когда-нибудь не последовать его примеру? Особенно если кто-нибудь ему поможет в нужный момент?..
Для начала Павла следовало сделать популярным в народе и среди государственных мужей. Отнюдь не все и во всем поддерживали Екатерину! Наталья строила и лелеяла честолюбивые планы… Однако подвел Павел. Мало того, что он составил свое «Рассуждение о государстве вообще» крайне неубедительно. Он еще и предъявил его матери – предъявил с торжеством подростка, который желает произвести на родительницу самое лучшее впечатление.
Ну и произвел…
– Матушка Пресвятая Богородица! – пробормотала Екатерина, когда результаты тайного расследования стали ей известны. – Она не токмо распутница! И заговорщица в придачу!
Оказывается, в Европе уже всерьез обсуждали возможность переворота в России! Оказывается, князь Вальдек, канцлер Австрийской империи, говорил родственнику Екатерины, принцу Ангальт-Бернбургскому:
– Если эта не устроит переворота, то никто его не сделает!
Понятно, кого он подразумевал под словом «эта»!
Оказывается, английский посланник Джеймс Гаррис в донесениях своему правительству давно уже намекал на неминуемую борьбу между свекровью и невесткой за власть в России!
А Екатерина узнала обо всем только теперь?!
Нет, конечно, дело не зашло пока слишком далеко, еще не стало непоправимым. Это был еще не заговор – лишь прелюдия к нему. Екатерина, впрочем, не стала ждать, когда нарыв вызреет. Она немедленно повидалась с наследником и выложила ему все, что ей стало известно. Не осталась неупомянутой и очень тесная дружба Натальи с графом Разумовским.
Всполошенный Павел, который, как истинный флюгер, всегда поворачивался туда, куда дул ветер, ринулся к жене и пересказал ей разговор с матерью.
Что тут началось… Обмороки, слезы, истерики, угрозы немедленно покончить с собой!
– Она задумала отравить нам жизнь! – кричала Наталья, словно в бреду. – Она хочет разлучить нас с нашим лучшим, с нашим единственным другом! И вы… вы спокойно, покорно слушали все эти наветы? Вы не защитили меня и Андре?! Какой же вы муж после этого? Какой же вы друг?!
Несчастный, одурманенный Павел был совершенно порабощен парочкой этих авантюристов. Он ползал перед женой на коленях и клялся, что не позволит матери портить им жизнь. Будет так, как хочет Наталья. Ничто не разлучит их с обожаемым Андреем!
Наталья рыдала непритворно. Она сразу вспомнила, как цыганка напророчила: «Бойся ревнивой королевы, бойся злой королевы, бойся старой королевы!» Все-таки она показала свой мерзкий характер, эта засидевшаяся на троне старуха!..
Наталью мало заботило, что Екатерине тогда было сорок пять. Отнюдь не старуха! Но ей-то только девятнадцать! И она считала, что свекровь заедает им, молодым, жизнь. По мнению Натальи, Екатерина должна была тотчас же по женитьбе сына постричься в монастырь и освободить престол.
Что она сама станет делать в этом возрасте, великая княгиня предпочитала не загадывать. И правильно делала, строго говоря, ибо ей-то сорок пять не исполнилось никогда…
Однако Наталья поняла: срок для государственного переворота еще не настал.
Скандал в августейшем семействе не разразился. Дело само собой сошло на нет. Но прежней приязни меж императрицей и наследниками не стало. Павел откровенно грубил матери. Наталья вела себя вызывающе. «Шалунишка Андре» делал вид, будто ничего не произошло.
Екатерина не скрывала перемены отношения к невестке. Все, что раньше привлекало, трогало, забавляло ее в Наталье, теперь только отвращало от себя. Даже видимое нездоровье великой княгини (у нее подозревали чахотку) не смягчило императрицу. В одном из ее писем можно прочесть такие саркастические строки:
«Как не быть болезненною; у этой дамы везде крайности; если мы делаем прогулку пешком – так в двадцать верст; если танцуем – так двадцать контрдансов, столько же менуэтов, не считая аллеманд; дабы избегнуть тепла в комнатах – мы их не отапливаем вовсе; если другие натирают свое лицо льдом, у нас все тело делается сразу лицом; одним словом, золотая середина далека от нас. Боясь злых, мы не доверяем никому на свете, не слушаем ни добрых, ни дурных советов; словом сказать, до сих пор у нас нет ни в чем ни приятности, ни осторожности, ни благоразумия, и Бог знает, чем все это кончится, потому что мы никого не слушаем и решаем все собственным умом. После более чем полутора лет мы не знаем ни слова по-русски, мы хотим, чтобы нас учили, но мы ни минуты в день не посвящаем этому делу; все у нас вертится кубарем; мы не можем переносить ни того, ни другого; мы в долгах в два раза противу того, что мы имеем, а мы имеем столько, сколько вряд ли кто имеет в Европе. Но ни слова более – в молодых людях никогда не следует отчаиваться!»
Екатерину бесило пуще всего то, что Наталья теперь дерзко и откровенно противопоставляла себя той стране, которой ей предстояло управлять. Она нипочем не хотела становиться русской – в глазах Екатерины, которую ее неприятели с раздражением называли более русской, чем сами русские, это было грехом смертным, незамолимым!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106