Ипподромом называли в Константинополе великолепное сооружение, напоминавшее римский Колизей. Там происходили конные испытания и другие развлекательные зрелища. На каменных скамьях, воздвигнутых в форме амфитеатра, помещалось до ста тысяч зрителей. Когда на трибуне появлялся император, его приветствовали оглушительными криками. Они-то и вскружили голову Михаилу настолько, что он забыл, и кто он, и, главное, кому обязан этим незаслуженным величием.
Однако вскоре Михаил заболел. Он и прежде был слаб здоровьем, а теперь его начала бить падучая, преследовали призраки. Император безмерно каялся, что отчасти оказался виновен в смерти Романа Аргира. Он почти не выходил из церкви – ну, разве что для того, чтобы совершить паломничество к святым местам. Теперь фактическим правителем империи стал Иоанн. К этому он и стремился с самого начала. А всеми покинутая Зоя искала новой любви.
И вот тут-то в Константинополь возвратилась дружина викингов, которые все это время были заняты укреплением пошатнувшейся империи.
Где только ни пришлось потрудиться викингам во славу Византии! Гаральд топил в Эгейском море африканских пиратов, бился с сарацинами на брегах Евфрата, а потом сражался в Нильской долине под командованием Георгия Маниака, знаменитого полководца. Он побывал и в Сицилии, где встретился с патрицием Кевкаменом Катакалоном, который затем был отправлен на Русь послом и не отказался отвезти в Киев послание от Гаральда – для князя Ярослава (точнее, для его дочери). Кстати сказать, Гаральд часто отсылал письма к Киев, и не просто письма. Туда он отправлял всю свою военную добычу. Ярослав обязался беречь ее до возвращения викинга, который богател буквально на глазах придирчивого киевского князя.
Между прочим, отправляя все свое добро в Киев, Гаральд поступал очень предусмотрительно… но об этом позже.
Катакалон оказал Гаральду также и протекцию. Когда Византия установила перемирие с египетским халифом, который в ту пору владел Палестиной, Гаральд и его дружина были посланы охранять восстановление храма Христа. Рекомендовал викингов для этого именно Кевкамен Катакалон.
Страшное запустение увидел Гаральд в святой земле. После войны греков с сарацинами она лежала в развалинах. Викинги охраняли рабов, которые возводили разрушенные стены храма Христа, хотя, впрочем, сарацины свято соблюдали условия договора и даже помогали доставлять строительные материалы и воду в эти пустынные места. Куда большей опасности натерпелись и строители, и охрана от разбойников, которые промышляли по дороге в Иерихон. Вместе с воинами халифа викинги очистили этот путь, который отныне стал безопасен для странников.
Да уж, много чего навидался Гаральд! Он даже искупался в Иордане, чтобы смыть грехи, но, несмотря на свою легендарную храбрость, не решился войти в черные воды Мертвого моря, полного серы, которая упала с небес во время сожжения Содома и Гоморры гневом Господним.
Срок договора викингов с Византией между тем подходил к концу. Гаральд не раздумывал, возобновлять его или нет. Настала пора возвращаться в Киев!
Мы, други, летали по бурным морям,
От родины милой летали далеко!
На суше, на море мы бились жестоко,
И море, и суша покорствуют нам!
О други! Как сердце у смелых кипело,
Когда мы, содвинув стеной корабли,
Как птицы, неслися станицей веселой
Вкруг пажитей тучных Сиканской земли!
А дева русская Гаральда презирает…
Мыслями викинги были уже далеко от Византии. Однако именно в это время истосковавшаяся, печальная императрица увидела предводителя северных наемников, этериарха Нордбрикта (Гаральд, как мы помним, назвался этим именем) – и мир для нее словно бы воскрес и засиял во всей красе. Она вдруг почувствовала отвращение к своим темноволосым, темноглазым, низкорослым, пухленьким и изнеженным любовникам. Теперь ее влекло только к этой грубой силе, воплощенной в образе голубоглазого и светловолосого высоченного богатыря с могучим разворотом плеч и твердым, крепко сжатым ртом. Императрица велела Иоанну доставить к ней Нордбрикта.
Евнуху не привыкать было исполнять поручения такого рода. Даже после того, как Михаил Пафлаго-нянин ударился в благочестие и больше не навещал опочивальню Зои, она редко спала одна. Не кто иной, как именно евнух, приводил к ней молодых мужчин. И каждый раз сердце Иоанна сжималось от ужаса. А вдруг императрица пожелает, чтобы какой-то из ее любовников сменил на троне Михаила? Вдруг тот в одночасье умрет – по ее воле? Ни у кого это не вызовет недоумения, ведь о хворях императора всем известно. Строго говоря, оно бы и с Богом, думал иногда евнух, которому и самому осточертел припадочный, капризный братец, но если на трон взойдет совершенно чужой человек, что будет тогда с ним, с Иоанном? Его многие недолюбливали, а еще больше народу откровенно ненавидело… Не захочет ли новый император прикончить человека, который слишком много знает о дворцовых тайнах?
Больше всех Иоанн опасался Константина Мономаха, красавца-атлета родом из Далласы (между прочим, именно на его дочери Марии был женат сын Ярослава Мудрого Всеволод). Константин был вдобавок еще и очень умен, из тех краснобаев, ворчал про себя Иоанн, которые легко обвивают словами сердце любой женщины. И евнух даже обрадовался, когда узнал, что Зоя призвала к себе Нордбрикта. Всем известно, что этот варвар безнадежно влюблен в какую-то девицу из племени скифов, наверное, столь же долговязую и бледнолицую, как он сам. Иоанн знал все, что творилось при дворе, знал он и то, что многие патрицианки порою зазывали Нордбрикта к себе в гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106