Так что… каждый понимает вещи согласно своей испорченности.
И пока Лада Мансуровна на пару с Семеном люто хлопала перед ним глазами, не в силах исторгнуть ни словечка из своей возмущенной груди, Струмилин с благодарностью вспоминал свою маму Майю Ивановну, всю жизнь истово и фанатично восхищавшуюся словарем Даля, не устававшую приводить сыну примеры из этой сокровищницы русского языка. Андрей рос довольно болезненным мальчишкой, после гибели отца некому было особенно заниматься его мужским воспитанием, и частенько случалось так, что, неумело помахав кулаками в драке и шмыгая разбитым носом, он насмерть сбивал противника одной только просьбой: показать прямо вот здесь, посреди двора, пядень с кувырком.
Наглядевшись вдоволь на самые лихие, с подскоком и вывертом, пацаньи кувырканья в пыли и песке, Андрей садился на краешек песочницы и отмерял на ее бортике расстояние от большого до вытянутого указательного пальца:
– Вот это, братцы, пядень, или пядь. А это, – он прибавлял к указанному расстоянию два первых сустава указательного пальца, – а это, братцы, – кувырок!
Вот вам пядень с кувырком!
И с торжеством уходил, в то время как дворовые мастера кулачного боя отряхивали грязную одежду и грозились непременно набить Андрюхе морду. Еще с детских лет усвоив способ поставить на место зарвавшегося хама, сейчас он с удовольствием наблюдал, как меняет цвет лицо Лады Мансуровны: возмущенно бледнеет, краснеет, багровеет, лиловеет…
Но она здорово умела брать себя в руки, эта тетка! Пожала широкими плечами, усмехнулась:
– Забавно! Ну что, можно считать, мы обо всем договорились? Тогда… всего доброго?
И как ни в чем небывало начала подниматься по лестнице.
– Минуточку, – окликнул Струмилин.
– Что такое? – Стоя на верхней ступеньке, Лада Мансуровна казалась еще массивнее. А как величаво, как неприступно она закидывала свою круглую, почти безволосую голову! – Вас еще что-то интересует?
– Да. Где Лида?
– А, ну конечно! – Лада Мансуровна захохотала. – Семен, покажи.
– Сюда пожалуйте, – шмыгнул глазками куда-то в угол Семен, вдруг остро напомнив Струмилину не педантичного бухгалтера, а зачуханного приказчика из пьес Островского. – Прошу. Забирайте. Нам чужого не надо.
Струмилин обернулся – и резко выдохнул сквозь зубы, только сейчас осознав, что кучка пыльной ветоши в темном углу – это скорчившаяся Лидина фигурка.
Подхватил ее, сгоряча не чувствуя никакой тяжести. Голова запрокинулась, платок съехал, открыв красную ссадину на шее.
Так, эту ссадину он помнит, заметил ее еще в поезде, значит, Лада Мансуровна и ее приказчик тут ни при чем. А вот разбитая губа и неестественные красные пятна на мертвенно-бледных щеках…
О черт, да она и в самом деле пьяна до бесчувствия! Разит какой-то сивушной гадостью. И тут же Струмилин разглядел влажные пятна на голубом шелке костюма. Так-так, похоже, здесь все не так уж просто, как хотелось бы Ладе Мансуровне!
– Да вы ж ее избили, – сказал со странной смесью возмущения, жалости и… сам не знал, какое еще чувство властно дергало его за нервы, словно за веревочки. – Ну, сволочи…
– Булка! – снова заорал Семен, вдруг потерявший терпение. – Булка!
Сюда!
Лада Мансуровна тоже резко перестала держать себя в руках, смотрела с ненавистью, исподлобья, даже вроде бы рукава засучивала…
Ну все, пора уходить. Струмилин, прижимая к себе Лиду, взбежал по лестнице, плечом отпихнул Ладу в одну сторону, Семена в другую, пролетел по коридору, сунулся в дверь – и лицом к лицу столкнулся с Витькой, – тот именно в это мгновение ворвался в дверь, размахивая монтировкой.
– Отбой всем постам, – выдохнул Струмилин. – Давай по газам!
– А где Валюха? – обеспокоился Виктор, и Струмилин, спохватившись, заорал:
– Валюха! На выход!
В ту же секунду с другой стороны лестницы вынырнула Валюха в расстегнутом халате. Мелькнули белопенные нагие груди, узехонькие розовенькие трусишки, чудом державшиеся на роскошных бедрах, – и тотчас халат вновь оказался застегнут на все пуговицы.
– Я готова, – простонала Валюха, томно заводя глаза.
Из-под лестницы послышался топот, и пред очи присутствующих явился волоокий Булка, придерживающий расстегнутые джинсы.
– Девочка моя, – взвыл он, – малышка! Куда же ты?!
– Я до утра на дежурстве! – выкрикнула Валюха. – Позвони мне завтра пораньше 36-61-61!
И вылетела на улицу, предварительно вышибив крутым боком на улицу Витьку с монтировкой и Струмилина с бесчувственной Лидой на руках.
В одно мгновение ока Струмилин вскочил в салон" а Валюха и Витек – в кабину. «Фольксваген» рванул с места, завывая сиреной, и тут же затрещал «Курьер»:
– Ребята, передозировка на набережной Федоровского! Записывайте адрес.
Валюха схватилась за блокнот и фломастер, а Струмилин уложил Лиду на носилки, потер лоб.
Вот это да! Вот это наворотил делов!
Что ж делать дальше? Куда же теперь девать Лиду? Отвезти ее на Ковалиху? Но если Мансуровна и Семен снова захотят до нее добраться, они первым делом рванут к ней домой. К Лешему? На рисовальный диванчик? Ну уж нет…
– Витек, давай ко мне на минуточку заскочим, – перегнулся Струмилин в кабину, где переводила дух его боевая команда. – Это по пути на Федоровского.
Валюха обернулась, сияя глазищами:
– Нет, ну ты представляешь? Я забыла спросить, женат он или нет!
Струмилин мельком улыбнулся, не в силах врубиться, о чем идет речь.
«Ох, маманя мне сейчас устроит…»
Что характерно, не успела. Он с таким напором ворвался в квартиру, так проворно свалил Лиду на диванчик в гостиной, так таинственно шепнул:
– Ее надо спрятать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111