У Струмилина перехватило дыхание. Какие это мыслишки лезли в его голову, пока стоял перед дверью мастерских и ждал Лешего? «…теперь, когда у Лиды настал провал в памяти, быстренько уверил ее, что является единственным и самым любимым мужчиной…»
Он решительно шагнул вперед.
Снизу вдруг послышались голоса, топот. Лида посмотрела поверх его плеча, вскинула брови.
Струмилин обернулся.
Позади стоял сухощавый парень со скучным лицом бухгалтера, вдруг осознавшего, что дебет у него никогда больше не сойдется с кредитом, а сальдо – с бульдо. Ступенькой ниже топтался человек-гора с физиономией ребенка-олигофрена и вдавленной переносицей. Кулаки олигофрен спрятал в карманы, но отчетливо слышался треск распираемой ткани.
– Лидия Дмитриевна, добрый день, – чрезвычайно вежливо сказал бухгалтер. – Что же вы трубку не поднимаете, мы вам звоним, звоним с утра пораньше… Лада Мансуровна уже испугалась, что с вами что-то случилось.
– Нет, – сказала Лида. – Со мной все в порядке. А какие проблемы?
– Да опять с «черным залом»! – досадливо дернул плечом бухгалтер. – Лада Мансуровна подумывает, не закрыть ли его совсем? Хотела с вами срочно посоветоваться. Не могли бы вы прямо сейчас подъехать с нами в офис? Мы на машине.
Лида машинально сделала шаг вперед, но спохватилась:
– Хорошо, только мне переодеться нужно. Струмилин все это время переводил взгляд с нее на бухгалтера и заметил, что тот растерялся. Похоже, он невероятно удивлен. Как будто не ожидал, что Лида вот так сразу согласится ехать в этот самый их офис. Почему?
– Извините, – бухгалтер холодно взглянул на Струмилина. – Тут кто-то заболел?
– Все в порядке, – быстро сказала Лида. – Просто доктор беспокоился о моем здоровье. Да, доктор, если вы настаиваете, я не буду пить этот компот.
Хотите – вылью все банки в унитаз?
Струмилин кивнул, чувствуя себя дурак дураком.
– Ну ладно, – Лида мельком улыбнулась. – Тогда я переоденусь?
И закрыла дверь.
Олигофрен сделал хищное движение вперед, однако бухгалтер остановил его неприметным взмахом руки, и тот послушно замер, почесывая сломанную переносицу.
«Наверное, он боксом занимался, – подумал Струмилин как о чем-то важном. – Еще бы, с такими кулачищами…»
Все трое стояли на площадке и неприметно ощупывали друг друга взглядами.
При этом Струмилин не переставал чувствовать себя идиотом – ну эти-то двое ждут, пока Лида приведет себя в порядок, а он за каким чертом тут ошивается? Он-то чего ловит?
Вот сейчас она появится, увидит его, вскинет брови этак неприступно…
Дверь открылась.
– Я вот что забыл сказать, – выпалил Струмилин, ничего не видя. – Если Леший вам пожалуется на какие-то неприятные симптомы, пусть позвонит 36-61-61 на нашу Нижегородскую подстанцию и вызовет конкретно меня – Струмилина Андрея Андреевича. Меня найдут, где бы я ни был. Запомните телефон? Передадите ему?
– Передам. – Звук ее голоса несколько рассеял туман смущения, клубившийся перед глазами, и Струмилин принялся с тоской разглядывать бледно-голубой легкий костюм с короткими рукавами, голубую косыночку на шее, белые туфли на длинных ногах и золотистую волну на Лидином плече.
Она покопалась в сумочке, вынула оттуда ключи, заперла дверь и начала спускаться по лестнице. Мужчины следовали за ней в таком рабочем порядке: бухгалтер, боксер, доктор. Чемоданчик Андрей чуть не оставил на ступеньке и вспомнил о нем лишь потому, что «олигофрен» вдруг обернулся и шикарно пошутил:
– Это не ты ли забыл управляемое взрывное устройство?
Только вышли – и наскочили на Валюху.
Она неприязненным взглядом окинула Лиду, потом презрительным – бухгалтера и насмешливым – Струмилина. И вдруг глаза ее зажглись интересом…
Струмилин покосился в сторону. На лице боксера впервые появилось вполне осмысленное выражение – искреннего восторга. Он даже запнулся, однако бухгалтер что-то сердито шепнул, и боксер проворно открыл дверцу темно-синего «Шевроле», сел за руль.
Бухгалтер помог Лиде забраться на заднее сиденье, а сам устроился впереди.
За тонированными стеклами ничего не было видно. Никого…
– Какая тачка! – сладострастно простонала Валюха, глядя вслед блистательному «Шевроле», который споро вырулил со двора. – Какой мужик!
Витек с оскорбленным видом откинулся на сиденье своего довольно-таки обшарпанного «Фольксвагена» с надписью «Токсикология» над ветровым стеклом.
Струмилин взялся за дверцу кабины и вдруг споткнулся.
«Черный зал»?.. Не тот ли самый, о котором упоминали Михаил с Оксаной?"
Молодая женщина в сером платье и черном жакете, а проницательный глаз музейной кассирши Любы сразу узнал в ней Соню Аверьянову, – неторопливо прохаживалась от стены к стене, без всякого интереса разглядывая то огненное восхождение Ильи-пророка, то посмертные мучения грешника, то Адама и Еву у древа познания. Забавно видеть на иконе голую женщину! Собственно, это не совсем икона, а просто такая картина на доске, но все равно – для древнерусской живописи это круто!
А вообще-то иконы всегда оставляли ее равнодушной. Конечно, искусство возвышает душу, но оно же, как известно, требует жертв. Небось смотрительницы с этим утверждением согласны от и до. С ума, строго говоря, можно сойти: с утра до вечера сидеть на стуле, уставившись на одни и те же картины, иконы, картины, иконы… Волей-неволей начинают закрываться глаза. Хотя стулья такие неудобные, что на них не больно-то Вздремнешь. Все развлечение – смотреть на посетителей.
"Интересно, узнали они плохую девочку Сонечку? – думала молодая женщина. – Кассирша точно узнала, то-то у нее глаза чуть не выскочили из орбит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111