Ровная площадка сверху насыпи, шириной метра в два, использовалась заключенными как отхожее место, так как уборных в районе разработок не имелось. От скопившихся нечистот шло такое зловоние, что не только эсэсовцы, но даже их собаки не появлялись вблизи. Но о побеге отсюда мечтать — было нечего. Карабкавшиеся наверх и сидевшие на корточках на насыпи были хорошо видны со всех сторон. Карьеры усиленно охранялись. Здесь были капо, гражданская охрана, солдаты и собаки. Имелось и начальство. Надсмотрщики из гражданских были замкнуты и неприветливы, но. не досаждали заключенным. И только при приближении капо или эсэсовца они начинали орать просто так, по обязанности.
Работа в карьере была изнурительной, непосильной для изможденных людей. Генек и Казимир еще выдерживали темп, но более слабый Тадеуш выдохся сразу. С помощью друзей ему удалось избежать наказания, и все ограничилось лишь бранью.
Когда на голубом небе проглянуло сквозь туман солнышко, они уже взмокли от пота. Перерыва в работе не было. Короткие передышки по пути в «туалет» — не в счет. Отлучаться туда было опасно, так как эсэсовцы подкарауливали с автоматами.
Работали заключенные, не отдыхали и охранники. Не смолкала их брань, свистели кнуты, раздавались вопли избиваемых. Время от времени глухо звучал выстрел, которым добивали упавшего. Никто даже не оглядывался: все уже привыкли. В списки мертвых вносился новый номер с указанием фамилии, даты и часа смерти с припиской: «Убит при попытке к бегству».
В полдень новичкам раздали котелки, которые полагалось иметь при себе. На обед отводилось полчаса, но с жидким варевом из свеклы они расправились мгновенно, выпив его, как чай. Пленные сидели на дне карьера маленькими группками. Капо обедали за карьером, получив пищу посытнее. Для эсэсовцев привезли особый обед из их кухни. Они ели по очереди, чтобы кто-то из немцев постоянно находился на посту. Но все же во время обеда охрана была слабее, и заключенные могли поговорить между собой. Гражданские обедали тоже в карьере. Они сидели там по два-три человека в стороне от пленных. Недалеко от Генека и его друзей сидел один из вольнонаемных рабочих, довольно упитанный парень с большими, немного навыкате глазами и трагическим выражением лица. Около него никого не было. Заметив, что трое заключенных с любопытством поглядывают на него, он завернул что-то в бумагу и бросил им. Друзья поймали сверток. У них перехватило дыхание при виде душистого пшеничного хлеба, толстых ломтей ветчины и двух плиток шоколада. С чувством благодарности и подозрительности смотрели они на незнакомца. То, что он дал им, было для простого поляка целым сокровищем. Незнакомец с горечью улыбнулся им.
— Ешьте! — сказал он. — У меня дома этого добра хватает. Я имею счастье быть женатым на женщине, которая спит со шкопом, с офицером. Понимаете? С жирным Эрихом из тайной полиции в Кракове. Я слишком труслив, чтобы… Ешьте! Этот шкоп лопнул бы от злости, узнав, что вы едите ветчину, которой он платит за мой позор.
— Спасибо, — заикаясь от волнения, произнес Тадеуш. — Нам очень жаль, что…
— Э, бросьте! Я недостоин жалости. Раз моя жена занимается таким делом, значит, я никчемный человек… Завтра в перерыв я постараюсь опять быть поближе к вам…
— Молчать, шелудивые собаки! С наемными разговаривать запрещено.
— Как его звать? — спросил Януш, когда друзья рассказали ему обо всем вечером.
— Не знаем. Мы не решились спросить.
— Мне кажется, он заслуживает доверия, — продолжал Януш. — У него достаточно причин ненавидеть немцев. Он трус и поэтому бессилен. Нам надо разжечь его ненависть, чтобы она стала сильнее трусости. Спросите завтра, как его зовут. Узнайте, по каким документ. ам он проходит в лагерь. Здесь, конечно, есть контрольные посты. Мы должны выяснить, где они расположены. Надо разузнать подробно о большом сторожевом поясе.
— Мы уже кое-что знаем о нем. С карьера его не видно. Пояс состоит из деревянных бункеров, расположенных вокруг всего лагеря через каждые сто метров. Есть и сторожевые башни, но они не представляют собой опасности, так как с башен видны только кроны деревьев. Бежать днем невозможно — перед лесом полоса шириной метров в двести, где нет ни кустика.
— О побеге днем никто и не думает, — сказал Януш.
— А как ты собираешься удрать ночью? Ведь о каждом побеге немедленно оповещают сиреной, и тогда сторожевая цепь автоматически замыкается.
— Так вы говорите, что эсэсовцы не ходят на насыпь? — продолжал Януш.
— Нет, там даже капо не появляются. Они бегают за нуждой в свою уборную, отгороженную досками. Им положение не позволяет испражняться рядом с нами. На насыпи такая вонь — задохнешься.
— А куда отправляют машины с гравием?
— В разные места. Вокруг Биркенау строится много дорог. Гравий нужен и в новом лагере. Возят его и в эсэсовский поселок.
— Что за эсэсовский поселок?
— Около Биркенау, за проволочным заграждением, строятся бараки для эсэсовцев.
— Есть там доски?
— Уйма! Зачем тебе они? Собираешься самолет строить?
— Могли бы ребята из строительной команды швырнуть несколько досок в пустую машину?
— Пожалуй, да.
— Хорошо, — заключил Януш. — Генек, завтра ты пойдешь в строительную команду. Позаботься о досках. Тадеуш и Казимир спрячут их. Если капо или эсэсовцы будут наблюдать за вами, то бросайте гравий в машину прямо на доски. Если следить не будут, закопайте их, а при удобном случае затащите на насыпь.
— Что ты задумал?
— Пока еще сам точно не знаю. Надо самому побывать на месте, поговорить с этим рогоносцем, и если окажется, что он заслуживает доверия…
— Его зовут Стефан Яворский, а немца, любовника его жены, — Эрих Брамберг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84