Спустя три дня она лежала холодной! — Последнее слово она произнесла резко.У многих людей, находившихся в доме, по спине поползли мурашки. То, что хозяйка хутора Бю недавно скончалась, знали все. Но лицо Эльвира, сидевшего, подперев подбородок рукой, и смотревшего на нее, совершенно не изменилось.Она тут же повернулась к нему и костлявым пальцем указала на него:— Ты, — крикнула пророчица. — Ты, раньше приносивший богам богатые жертвы, изменил им.Тогда со скамейки поднялась мать Эльвира Тора и, осенив себя крестом, произнесла:— Во имя Иисуса Христа.Колдунья вскочила, полная злобы. На нее посыпались проклятия, пока она, сверля глазами Тору, шла к двери. Эльвир даже не остановил ее.Но только она вышла из дома, с улицы послышался крик, заставивший всех вскочить со своих мест. И прежде чем кто-нибудь из них успел выбежать во двор, узнать, что случилось, в дом, пошатываясь, вбежала Гюда дочь Халльдора, за которой ввалилась одна из служанок. Зубы во рту Гюды так стучали, что она не могла произнести ни слова.— Ей что-то привиделось, — сказала служанка, она была не очень испугана.Сигрид попыталась успокоить Гюду, но прошло много времени, прежде чем та пришла в себя и смогла рассказать, что случилось.Они выходили из кухни, сообщила служанка, когда колдунья пересекала двор.Рассказ продолжила Гюда:— Она уставилась на меня, затем подошла, схватила за руку и пальцем своим показала в сторону.«Смотри, — сказала она. — Видишь, он идет там!»Я взглянула в направлении ее пальца и увидела его . Был он старым, согбенным и опирался на посох. На лице был шрам, словно его поцарапал медведь. И внезапно он исчез на моих глазах.Гюде снова стало плохо, и она зарыдала.— Ты тоже видела? — спросил Эльвир, обратившись к служанке.— Нет, — ответила та. — Но я слышала, что говорила пророчица о нем, когда он пришел.Тора побледнела.— Это был Тронд Хака, — воскликнула она, — мой дед.Беспредельное чувство ужаса охватило всех.А Тора снова осенила себя крестом.— Сатана хочет подвергнуть нас испытанию, — сказала она. — И те, кто умер, не замолив своих грехов, по его приказу должны встать из могил.Ее спокойствие произвело впечатление. Но его было недостаточно, чтобы перебороть темноту и неуверенность, которые подобно туману легли на усадьбу.
Несмотря на грозные предсказания и знамения, пришло и прошло время солнцестояния, а волк Фенрир не поглотил Солнца. И Луна всходила на небесах каждую ночь, а волк не смог ничего ей сделать, только однажды оставил на ней след своих зубов.Но как только люди узнали о том, что в долину пришла болезнь, колдунья стала говорить, что это месть богов. И такого безграничного страха и ужаса, распространившихся по окрестностям, не было на памяти людей.
После Рождества наступило время, когда Эльвир вместе с другими бондами собрались в Мэрине.Сигрид было страшно.Если они станут приносить жертвы, то, как поступит король, узнав об этом? Но ее грыз и другой страх, крепко засевший в ней: она вспомнила устрашающие изображения богов и, несмотря на все, что говорили Эльвир и священник Энунд, думала: а может быть, вдруг…Эльвир вернулся из Мэрина раньше, чем она ожидала.Да, ответил он, когда Сигрид спросила его о жертвоприношениях.И она сама не понимала, ужаснуло ли это или облегчило ее душу.— Я советовал им отказаться от этого, — добавил он. — Если король проведает, то никакой милости им ожидать не следует. И когда никто не пожелал слушать меня, я уехал домой.Прошло немного времени, и от короля пришло послание, в котором он выразил желание поговорить с бондами.Эльвир сказал: пусть едут те, кто приносил жертву. Ему с королем разговаривать не о чем.Но они приехали в Эгга, один за другим, и, наконец, собрались здесь, все, кто совершал жертвоприношение. Приехал Бьёрн из Саурсхауга, Хакон из Олвесхауга, Орм из Хустада и Блотульв из Гьёврана; люди с севера и из усадеб по другую сторону фьорда. И все упрашивали Эльвира поехать к конунгу и поговорить от их имени. Они утверждали, что он лучше всех умеет говорить. И, кроме того, поездка для него будет безопасной, поскольку сам он не принимал участия в жертвоприношении.Эльвир сдался и поплыл в Нидарос.
Настроение у него было мрачное, когда он вернулся домой к бондам, собравшимся, чтобы узнать, как прошла поездка, он ответил коротко и твердо:— Олав сказал, что знает о жертвоприношении и не помилует никого.Но в конце беседы он сдался. Однако Эльвир вынужден был поклясться своей жизнью, что больше жертвоприношений в Мэрине не будет.— Мне кажется, — сказал Эльвир, — нам больше не следует собираться в Мэрине, пока все не утихнет.— И это говоришь ты! — сказал Бьёрн из Саурсхауга. — Весной твоя очередь совершать жертвоприношение.Почти все рассмеялись, больше от облегчения, что их снова миновал гнев короля. Серьезным оставался только Эльвир.— Я не намерен отказывать в гостеприимстве своим друзьям, — сказал он, — тем, кто, не жалея, делится со мной едой и медом. Но если я буду устраивать пир, то должен попросить вас заранее дать клятву, что жертвоприношения не будет.Бонды обещали.Они были едины в том, что должны снова собраться вместе в Мэрине, так как место расположено удобно и дома в нем большие. Но они должны приехать туда до времени жертвоприношения, чтобы избежать подозрений конунга.Эльвир рассказал и о том, что у конунга есть в их округе свой человек, который действует в собственных интересах.Никто не упомянул имени управляющего Таральде, но все подумали о нем. Первым заговорил Хакон из Олвесхауга:— Нам следует рассказать всем в округе, что мы знаем о человеке короля, — сказал он. — Тогда тот, кто это делает, поумнеет и в следующий раз поостережется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81