Все как один были экипированы в новенькие мундиры.
— Нынче отплываем мы с господином лейтенантом к Великому океану, — проговорил Чаплин, поглаживая пробивающиеся усы.
Воспитанники перешептывались: «Прошлым месяцем Чириков-то еще унтером хаживал, а нынче полный лейтенант». Поглядывали и на Чаплина, завидовали. Надо же, приметили его, лучше всех в прошлую кампанию был аттестован по штурманскому делу, споро чертил и рисовал.
— Вы тута не плошайте, штудируйте навигацию и прочие науки. Отныне великий государь, по всему видно, затеял многие вояжи, и на вашу долю достанется...
Последние месяцы Петр никого к себе не допускал. Одни покинули этот свет. Главные помощники в делах военных и иноземных, Меншиков и Шафиров, были в опале. Безудержно воровали, и царь отрешил их от должностей, а Шафирову и вовсе присудили казнь. Казнь за лихоимство заменили ссылкой.
Один Апраксин имел к царю доступ и старался поддерживать настроение его.
Накануне Рождества Петр вызвал Апраксина, протянул исписанные листы:
— Читай инструкцию Берингу.
Апраксин читал неторопливо, вслух, вполголоса:
— «Первое. Надлежит на Камчатке или в другом там месте сделать один или два бота с палубами, — читал генерал-адмирал. — Другое. На оных ботах плыть возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают), кажется, что та земля — часть Америки. Третье. И для того искать, где оная сошлась с Америкой...»
— Не мешкай, отпускай людей борзо.
— Стараюсь, Петр Алексеич. Недельки через две первый отряд поведет Чириков.
— Добро, что еще у тебя?
— Не по делу, Петр Алексеич. — Апраксин непроизвольно растянул губы. — Завчера Румянцева Мария разрешилась от бремени. Отрока произвела. Как муж наказывал, твоим именем нарекли.
Глаза Петра засияли, сверкнули радостным отблеском.
— Спаси Бог и дай счастья сему младенцу...
Спустя десять дней, чтобы развеять Петра, вновь наведался к нему. Тот полулежал в кресле, кутался в шаль.
— Дозволь, господин адмирал, доложить пропозицию на предстоящую кампанию.
Петр поморщился, видимо от боли, молча кивнул: читай, мол.
— В нынешнем семьсот двадцать пятом году коликое число из Кронштадта и из Ревеля кораблей, и фрегатов, и галер в кампанию вооружить и кому флагманами на них быть и до которого места в вояж отправить поведено будет?
Кончив читать, протянул докладную записку. Петр макнул перо, чиркнул, брызгая чернилами.
— На кампанию вооружим пяток линкоров да пару фрегатов. Крейсировать им из Ревеля до Кронштадта. Флагманами назначим Сиверса да Вильстера...
Двадцать четвертого января Апраксин проводил первый отряд к Великому океану. Перед ним почтительно вытянулись капитан 1-го ранга Витус Беринг и лейтенант Алексей Чириков.
— Государю ныне невмочь... — В горле у Апраксина запершило, подкатился ком, он кашлянул, сдерживая себя. — Инструкция государя при тебе, Беринг, а ты, лейтенант, ее читывал. Исполняйте все, как предписано, о державе помните. Отправляйтесь с Богом...
Прошло всего два дня, и Петр понял, что настает его час. В минуты просветления исповедался и приобщился святых тайн, как всякий православный. Попытался написать завещание, но перо выскользнуло из ослабевшей руки.
В ночь на 28 января 1725 года Петр впал в беспамятство, и только тяжкие стоны являли окружающим его страдания...
Около постели царя, кроме священника и врачей, находились Екатерина с дочерьми, герцог Голштинский, обрученный с дочерью Петра, Анной, Апраксин. Поодаль скорбно стоял присмиревший, прощенный накануне царем Меншиков. Но он долго не задерживался в опочивальне, то и дело на цыпочках выходил в соседний зал.
В опочивальне Петра истекали последние часы жизни и царствования первого русского императора, а там, за стеной, третий день, пока приглушенно, кипели страсти...
Как часто бывает в обыденной жизни, человек еще не покинул этот свет, а близкие без зазрения совести уже начинают шептаться о дележе наследства. В данных обстоятельствах наследовать было что. Освобождался трон одной из сильнейших держав Европы.
В последние дни сердце Апраксина безотчетно сжимала горесть неминуемой утраты единственного в этом мире близкого ему по духу человека. И тут же он то и дело чувствовал на себе выжидающие взгляды присутствующих. Когда он выходил передохнуть от переживаний в зал, к нему устремлялись взоры графа Петра Толстого, Меншикова, Ягужинского, Остермана и сидевших напротив князей Голицына и Долгорукова, его брата Петра Апраксина, президента Юстиц-коллегии, фельдмаршала Репнина, президента военной коллегии.
Толстой и Меншиков, Ягужинский и Остерман держали сторону Екатерины, подталкивали к этому и Апраксина. Остальные стояли за внука царя, одиннадцатилетнего Петра, сына умершего царевича Алексея. Он по прежним устоям являлся прямым наследником...
Узаконив новый порядок престолонаследия, умирающий царь Петр не оставил завещания. Теперь все зависело от того, чья возьмет...
Раньше русские цари наследовали трон только по мужской линии. Петр сделал при жизни Екатерину, женщину, иноземку, к тому же из «подлого» сословия, императрицей, и нарушил этот порядок. Больше того, царь перенял у Запада манеру правителей обустраивать династические браки. Этим он желал скрепить военные и политические связи узами родственными.
Первый династический союз Петр заключил, выдав свою племянницу, Анну Ивановну, за герцога Курляндского.
Другую племянницу, Екатерину Ивановну, повенчал с герцогом Мекленбургеким.
Потом сына Алексея женил на племяннице австрийского императора, принцессе Брауншвейгской, Софье-Шарлотте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161