Его перебил Ермолин:»
— Отколь сытому нам быть, ваше высокоблагородие. Шведы почитай сами животы подбирают.
— Ну, а батогов отведали? — опять спросил адмирал.
— Не так что б шибко, но по харе смазывали, кулачным боем не брезговали, — бойко ответил Ермолин, — однако нам привычно, ваше благородие.
Спиридов про себя усмехнулся: «Лихие матросы».
— Стало быть, житье-бытье в плену сносное, — с лукавинкой спросил он, — зачем же на рожон полезли, могли бы и в море сгинуть?
Опять наперебой заговорили матросы:
— Инде можно по-другому, ваше высокоблагородие, Россея-то от ворогов отбивается. Сплошь и турок, и швед наседают со всех краев. Чай наша присяга известна — Царю, Вере, Отечеству — по смерть верны будем. Мочи нет, опостылело все там у шведов.
Спиридов улыбнулся, выдал всем по серебряному рублю…
У другого народа, соседа России на Великом океане, правители установили иные законы. Страшились проникновения в Японию чуждой религии, непонятных устоев жизни. Поэтому японские правители, бакуфы, считали всех своих соотечественников, покинувших Японию и общавшихся с другими народами, причастными к неприятелям. Указом императора жителям под страхом смертной казни запрещалось покидать японские острова. Но японцы жили на островах, окруженные океаном. Море кормило их. Добывать пищу японцы уходили в океан, а водная стихия не подвластна людским устоям. Ураганы и штормы держали в своих смертельных объятиях моряков. Кто-то навсегда оставался в его пучинах, кому-то везло больше.
Пять лет назад Резанов привез в Нагасаки четырех японцев, спасшихся при кораблекрушении. Десять лет они находили приют в России, а когда вернулись на родину, их взяли под стражу. Лишили не только свободы, но и возможности общаться с родными…
Больше того, японцы, без всякого повода, объявили Резанову о «запрещении русским приближаться к японским берегам, и даже людей их, буде принесены будут к нашим пределам, запретили они перевозить на наших кораблях, а предложили присылать их, если хотим, посредством голландцев».
Повсюду приграничные, сопредельные места между государствами служат яблоком раздора, а зачастую и приводят к бойням.
Лихой налет на Южные Курилы «Юноны» и «Авось» взбудоражил японцев. До этого они прибрали к рукам несколько островов, поработили коренных курильцев, айнов, и чувствовали себя здесь безраздельными хозяевами.
Хвостов и Давыдов, исполняя указания Резанова, курильцев «старались обласкать». Японцы же встретили их пушечной и ружейной стрельбой. Кто свое добро станет добровольно отдавать.
С той поры губернатор Матсмая, или, как теперь его называют, Хоккайдо, строгим оком следил за северными островами. Всюду там нынче сидели чиновники, содержалась многочисленная вооруженная стража, по берегам бухт появились укрепления с пушками, каждый день за морем следили солдаты, наготове стояли лодки, о всех подозрениях немедленно сообщалось по начальству, мчались гонцы на Матсмай к губернатору.
В середине июня 1811 года губернатор получил тревожное известие: у острова Итуруп объявилось большое русское судно…
Второй месяц «Диана» тщательно обследовала Курилы. Два десятка островов остались за кормой. То и дело находили туманы, неизвестные течения тащили то в океан, то на прибрежные скалы, частенько налетали шквалы, штормы неделями трепали шлюп, а на смену им приходила изматывающая зыбь. Теплое время не баловало моряков. «Летом можно климат здешний включить в самый несноснейший: все сии острова бывают покрыты туманом более четырех дней каждой недели и по большей части с мокротою.
Часто проливные дожди идут по суткам, по двое и по трое сряду, а когда и выяснит, то это случается при западных ветрах, которые с собою приносят несносный холод, но ясные погоды не долго стоят», — заметил в своем дневнике командир «Дианы».
Каждый день приходилось разжигать в палубах печки для сушки одежды и обогрева людей. Таяли запасы пресной воды. В трюмах объявился еще один неприятель, крысы. Они грызли мешки с провизией, прогрызали бочки с пресной водой, нагло бегали по жилой палубе, заглядывали в каюты…
В полдень 17 июня «Диана» легла в дрейф в трех милях от северного мыса острова Итуруп. На берегу виднелись шалаши, вытащенные из воды лодки. По прибрежной гальке бегали люди, размахивая руками.
Головнин подозвал мичмана Мура. Симпатизировал командир расторопному, исполнительному молодому офицеру. Обычно первым посылал его на незнакомый берег. Умел быстро находить Мур общий язык с иноземцами.
— Отберите четверку матросов с ружьями, возьмите помощника штурманского Новицкого и отправляйтесь на берег. Расспросите курильцев об этих местах, проведайте, где бухта удобная есть и пресной водой можно наполниться.
Отправив шлюпку, командир не спускал с нее глаз. Неожиданно от берега навстречу шлюпке понеслась лодка.
— Быстро шлюпку на воду! Якушкин со мной пойдет! — крикнул Головнин на ходу Рикорду и, направляясь в каюту, добавил: — Подбирай шкоты, подходи ближе к берегу.
Пока спускали шлюпку, стало видно, что лодка вместе с шлюпкой повернула к берегу…
Выскочив на прибрежную гальку, Головнин остановился; Рядом с Муром стоял человек, не похожий ни на русских курильцев, ни на бородатых айнов или, как их называли, «мохнатых» курильцев. Широкоскулое лицо с раскосыми глазами, коротконогая поджарая фигура в странном одеянии, с копьем в руках. «Неужто японец?» — мелькнуло у Головнина. Мур между тем с невозмутимой физиономией, как обычно жестикулируя, мирно объяснялся с ним. Поодаль, на корточках, жалась группа курильцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161