великий ключник Георг фон Вирсберг умчал на пражский двор к королю Вацлаву приходить в себя после пережитого страха; великий госпитальничий Вернер фон Теттинген бежал в Эльблонг, но эльблонгские мещане осадили замок, выбили отряд рыцарей, и куда делся Теттинген, оставалось гадать. Польские горожане Гданьска перерезали всех собравшихся в городе крыжаков и заявили о своей верности королю Владиславу. Малые и крупные крепости крестоносцев сдавались без боя, замковая охрана разбегалась по лесам, епископы и города просили милости для своих земель и жителей. Так повсюду.
Думая об этом, Ягайла гордился: черный прусский орел, десятки лет висевший над Польшей, издох. Он, Ягайла, обрел не только Добжин, Санток и Дрезденко, из-за которых началась эта война, и не только давно оторванные немцами Михаловскую, Кульмскую и поморские земли – вся Пруссия присоединится к польской короне, станет под его власть. Он выиграл битву, выиграл войну, взыщет все долги, расширит границы своего королевства. Лучами славы осветится его трон. По всем странам Европы, по всему белу свету разнесется весть о небывалой победе, а презренные крестоносцы будут преданы забвению. Сдастся и Мальборк, как сдались прочие замки. Еще восемнадцатого июля гонец доставил ему письмо из Мальборка от верного бискупа Яна Кропидлы; письмо порадовало: страх, ужас, полная утрата духа охватили охрану столицы, да и охраны той не более ста человек. Ну пусть еще столько же придет – судьбу ордена не изменят. Все, что положено богом, все свершится в намеченный срок. Не надо рваться, спешить, спелое яблоко само падает в руки. Мальборк взять необходимо, и возьмем, но есть множество других важных забот. Надо назначить наместников и поставить отряды стражи в сдавшиеся замки, вывезти из них припасы, изъять драгоценности.
Не промедляя, раздавал крепости и города в держание: замок Гогенштейн – Яну Кретковскому, замок Моронга – Анджею Брохотицкому, замок Джезгонь – Збышеку Бжезинскому, замок Энгельсберг – Добеславу Олесницкому, замок Острода – князю мазовецкому Янушу, замки Дзялдов и Щитно – князю Земовиту, и город Гданьск в держание, и город Торунь, и город Свеце, и Присморк, и еще, и еще – все, что уже имел в руках, и все, чем еще владели крыжаки, делил между князьями, панами и лучшими рыцарями. Великому князю Витовту назначил три прусских замка – Кенигсберг, Бальга и Бранденбург. Они, правда, пока что не сдались, но сдадутся, сомнений нет, крыжаки сами отворят ворота и выйдут на коленях.
Надо было еще узнать, продумать, как отзовутся на полное крушение ордена папский двор, немецкие курфюрства, Сигизмунд, Вацлав и маркграф Йодок, претендующие на незанятый имперский трон. Вся Европа в эти дни следит за исходом великой битвы, и выгоднее принимать добровольные присяги на верность ему, королю Владиславу, от земель и городов, чем брать их силой. Он никому не даст повода говорить, будто захватил Пруссию; прусское население, заморенное насилием крыжаков, само с ликованием называет его своим королем. И спешка ни к чему.
Поэтому сто двадцать верст от Грюнвальда до Мальборка войска тянулись более недели. В редкий день проходили двадцать верст, а то – пятнадцать или вовсе десять. Ратники, которым не терпелось кончить войну, ворчали, что ползком доползли бы скорее. Король все укоры в медлительности пропускал мимо ушей. Кто корил и выражал недовольство, не понимал главного: сейчас не мечи работают – молва; по всем прусским комтурствам разносится слух о небывалом поражении, рыцарство трепещет, теряет тевтонский раж; это равносильно новому победному сражению, а может, и поважнее. Ведь головы рубить легче, чем волю. Грозно, неотвратимо, бесповоротно надвигаются войска на Мальборк, и охрана его должна проникнуться мыслью о тщетности сопротивления. Уже прибыли из Мальборка гонцы: спрятавшийся там свеценский комтур Генрих фон Плауэн просит принять послов для переговоров. Но какие переговоры? О чем говорить ему, королю, с жалким комтуром? И он ответил гонцам этого недобитка, что скоро сам явится к Мальборку и тогда примет много послов. Пусть знает, что ему, Ягайле, не нужны послы, нужен ключ от городских ворот, смирение рыцарской гордыни, кротость дел.
Двадцать пятого числа завиделись наконец мальборкские стены. Войска повеселели; легкие хоругви Витовта пришпорили коней и поскакали вперед; зарысила следом тяжелая конница, и обоз тоже пошел быстрее. Упряжки в шесть, восемь, десять лошадей тянули сотню своих и добытых под Грюнвальдом бомбард. За ними двигались тысячи подвод с каменными ядрами; немало имелось крупных, десятипудовых ядер, более трех, четырех таких камней повозки не выдерживали; двигались сотни подвод с порохом – и весь этот смертоносный груз близился к орденской столице.
На стенах торчало неожиданно много рыцарей, немало их оказалось и возле городских стен, и они с великим ожесточением отбили попытку взять город с ходу. Только назавтра, после яростного боя, хоругви ворвались в город, схватились в мечи с отрядом крыжаков, многих посекли, а остальных гнали до старого, незаделанного пролома в крепостной стене. Никаких других успехов, кроме полусотни погибших пруссаков, день не принес. Не дало ожидаемого удовлетворения и занятие города: он был сожжен немцами, победителям оставалось глядеть на пепелища, закопченные коробки каменных зданий и вдыхать чад догоравших костров. Но сама твердыня, мощный Мальборкский замок, к которому этот разрушенный город примыкал, была цела.
Войска стали обнимать крепость: поляки становились с восточной и южной стороны, поближе к Высокому замку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116